– Как в кино, сучье вымя…

В отличие от кино, через час у штабной палатки стоял далеко не весь взвод. Жизнь и важнейшее из искусств – все же это очень разные вещи…

Две вертушки высадили их на скалы над самой узкой частью ущелья. Ночь стояла – глаза коли. Ни звезд, ни огонька, и если бы не приборы ночного видения, полвзвода переломало бы себе ноги сразу после десантирования, а вторая половина – чуть погодя.

Рассредоточившись, бойцы затаились и принялись ждать. Сигналом к атаке должна была стать команда лейтенанта Вити Ульянова, который имел в своем распоряжении мощную танковую «Сову».

В волчий предрассветный час, когда мгла сгустилась особенно сильно, в наушниках протрещал голос лейта Вити: «Внимание!», а спустя пару минут: «Огонь!»

К этому моменту все десантники уже отчетливо видели на дне ущелья шевелящуюся змею каравана. Дружный залп из всех стволов разорвал тишину и темноту над горами, трескучее эхо загуляло по ущелью. После пяти минут ураганного огня несколько гранатных взрывов завершили бой. Впрочем, назвать боем эту бойню вряд ли у кого-то бы повернулся язык – со стороны каравана не прозвучало ни выстрела.

– Сержант Привалов! Возьми Христенко, Давыдова, спуститесь и посмотрите, что там и как. Есть ли раненые. Тяжелых добейте, легких – сюда, с собой возьмем. Если что, мы прикроем. Все, вперед!

Спускаться в темноте по практически отвесным скалам – экстремальнее экстрима просто не бывает. Илья ощутил это всем организмом, зависнув над непроглядной бездной. Однако с Божьей ли, с чьей иной ли помощью, но спустились.

Включив прибор ночного видения, Илья двинулся к выделявшимся на фоне темных камней неподвижным телам. Первые неприятные предчувствия шевельнулись в душе Ильи, когда он не обнаружил ни трупов вьючных животных, ни самого груза. Шедший слева Генка Давыдов подлил масла в огонь, удивленно пробормотав:

– Ё-моё, а че, кроме АКМ-ов у них других стволов нету, что ли?

И тут мертвую, в прямом смысле этого слова, тишину, царившую в ущелье, нарушил полный смертной муки голос:

– Володя! Воло-одя-я!..

…Нет на войне врага страшнее, чем инициативный дурак. А когда такой все же находится, да еще и среди тех, кому доверены солдатские жизни, все – пиши пропало. К несчастью, именно это и произошло…

Полковник Синяев, командир гарнизона, держащего небольшой пыльный городок на краю долины, получив из объединенного штаба сведения о караване, решил отличиться. Споро снарядив сводную штурмовую группу, он двинул ее в ущелье, полностью уверенный в правильности своих решений. Сообщить соседям о своих намерениях Синяев не удосужился, хотя его о предстоящей операции десантники предупредили.

Погибших оказалось свыше сорока человек. Единственный раненый, тот самый, который кричал: «Володя! Володя!», умер в санчасти, не дожив до санитарного вертолета с бригадой врачей полчаса. Его, Илья специально узнавал, звали Владимиром, Володей. Обращался ли он к своему тезке или называл себя, выкрикивая это имя, так и осталось для всех загадкой.

Были, само собой, большие разборки, градус которых достиг точки кипения после того, как стало известно, что караван «духов» успешно выполнил свою миссию, пройдя в долину «верхами», по горным тропам. Синяева сняли и отправили в Россию. Подполковник Якимчук ходил чернее тучи, лейт Витя залег в лазарет и гасил там спирт вместе с медсестричками-контрактницами. Срочникам пришлось хуже всех. Вскоре после этой бойни их погрузили в самолет и перебросили сперва на базу в Душанбе, потом в Астрахань, а оттуда – в Ростов-на-Дону. Посоветовав держать язык за зубами, взвод расформировали, раскидав бойцов по разным частям, но уже спустя месяц все они, все без исключения, как выяснилось потом, вновь оказались в составе спецподразделений российской армии в Афгане, на переднем крае борьбы с международным терроризмом…

В итоге из взвода их уцелело пятеро, все – тяжелораненные, вроде Ильи. Остальные ребята сполна заплатили за ошибку полковника Синяева, вернувшись домой в цинковых ящиках, больше похожих на тару для боеприпасов, чем на гробы.

С тех пор Володя постоянно приходит к Илье во сне. Приходит – и кричит, кричит, кричит…

Илья помотал головой, отгоняя неприятные воспоминания. Движок «троллера» уютно урчал, Зава самозабвенно подпевал несущейся из колонок песенке про жительницу Подмосковья – девушку Прасковью. Жизнь продолжалась…

Старая площадь встретила их всегдашней суетой и шумом. Под нудным дождиком стоически мокли бронзовые отцы славянской письменности Кирилл и Мефодий, проезжающие мимо машины разбрызгивали грязную воду.

Зава приткнул «троллер» возле выхода из метро, и друзья двинулись в обход церкви, вспоминая, как их вел золотозубый Федька-Саша.

– Вроде вот в этот проулок.

– Да нет, мы во двор повернули, там еще на стене слово «fuck» с ошибкой было написано… – Илья огляделся, пытаясь вытащить из памяти ориентиры. Как ни странно, удавалось это с трудом – все события вчерашнего дня словно заволокло серой пеленой.

– Да говорю тебе – в проулок! Я точно помню: слева – серый дом, справа – ворота с надписью «Машины не ставить, штраф – кувалдой по стеклу», – Зава начал кипятиться, от нетерпения пританцовывая на ходу. Железяки в сумке, висевшей у него на плече, позвякивали в такт шагам.

Поблуждав минут двадцать по ближайшим переулкам и дворам, друзья остановились возле желтого трехэтажного дома с забитыми окнами. На потрескавшейся штукатурке виднелась надпись огромными буквами – «РЕМОНТ».

По улице прошла бабуля с собачкой, проехала машина. Двое рабочих выгружали из грузовичка мешки с цементом. Илья подошел к ним, спросил:

– Э-э, мужики, вы тут цыган не встречали? Тут где-то цыгане живут, много, и с ними бомжи…

– Нэт, парень, нэ встречали! – с явным кавказским акцентом откликнулся один из рабочих, а второй, вислоусый, добавил, сплюнув:

– Туточки вообще нихто не живе. Бачишь: усе дома зачинены, ремонт.

Перетаскав мешки в подъезд соседнего дома – двухэтажной развалюхи с осыпавшейся лепниной – работяги забрались в опустевший кузов, и грузовик уехал.

Илья закурил, а Вадик все же добежал до ближайшей подворотни и сунулся во двор. Спустя несколько секунд оттуда донесся его приглушенный крик:

– Илюха, сюда!

В небольшом, загроможденном строительным мусором и всякой рухлядью вроде ржавого остова «жигулей», дворе, прямо посредине, лежал знакомый Илье грязный пуховик, а на нем – пять мертвых белых голубей, клочок бумаги и разбитые очки Вадима Завадского, потерянные вчера…

Илья нагнулся, поднял бумагу и прочитал вслух карандашные каракули:

– «Здесь вас ждет Смерть». Вадим, а ведь это – Костин пуховик. Ну, я его на нем видел…

Зава подхватил очки, опасливо огляделся:

– Давай-ка сваливать отсюда! Задушенные белые птицы – это символ смерти. Нас предупреждают…