Машина, пробираясь сквозь лужи, привезла смену лишь к обеду. Со сменой приехали и сигареты.

– Ну что у вас тут было? – спросил офицер.

– Ничего, все нормально, товарищ капитан, – доложил Куницын. – Машин почти не было, словно наш город проклят.

– Конечно, проклят, – сказал капитан. – Вы еще не знаете, что дождь в городе натворил.

Площадь возле реки затопило, теперь там целое озеро. Впору на лодках плавать, регату можно устроить.

Спецназовцы забрались в машину, дружно закурили. Не курил лишь Прошкин, после «козьей ножки» он часто отплевывался.

– С нетерпеливыми всегда так, – сказал Куницын.

– Как – так?

– Как с тобой. Поспешишь – людей насмешишь.

Прошкин обиделся, насупился и, набрав полный рот слюны, смешанной с крошками табака, сплюнул за борт.

«Урал» был крытый. В последнее время спецназовцы боялись чеченского снайпера, понимая, что тот может подкараулить в любом месте, в любой момент и всадить пулю между глаз.

Еще месяц тому назад ребята выпрыгнули бы прямо у КПП, побазарили бы с часовым. Теперь ясе машина, следуя приказу командира части, въехала на территорию, развернулась и подвезла спецназовцев прямо к крыльцу казармы, сдав немного назад. Бойцы лениво перевалились через борт и понуро двинулись к оружейной комнате сдавать автоматы и боеприпасы.

Ели также угрюмо, без всякого аппетита.

У всех на душе было тяжело, кошки скребли. Переглядывались, словно спрашивали, кто же из них будет следующей жертвой. Каждый понимал, что обречен, пока снайпер на свободе.

Отдых ребята заслужили, как-никак, сутки проторчали на блокпосту. Конечно, Ельск не Чечня, напряжение проходило. Уснули быстро. Иногда во сне кто-нибудь из ребят вскрикивал, матерился, отдавал приказы, чего-то требовал. Дневальный стоял у казармы возле открытого окна, прислушивался к бессвязным словам, глядя на унылую и однообразную панораму Ельска.

«Небольшой город, просей его сквозь сито – останется снайпер. Жаль что нет такого сита, чтобы города просеивать. Не проведешь же в Ельске зачистку по чеченскому варианту! Хотя и в Чечне зачистки давали немного, разве что душу отведешь, сорвешь злость на невиновных. Хотя все они гады и уроды», – думал дневальный, побывавший в Чечне всего однажды, но уже научившийся ненавидеть кавказцев. Эта ненависть передавалась, как зараза, от одного бойца к другому, от опытных к молодым, от раненых к здоровым, а вот теперь – и от мертвых к живым.

Прошкин видел странный сон. Горы, поросшие низкорослым кустарником, скалистые вершины и над ними сияющее голубизной небо, такое яркое, какое в средней полосе бывает лишь в феврале и марте. Ни выстрелов, ни взрывов в этом сне не было – полная идиллия. Картинка – хоть над диваном в гостиную вешай в золотой рамке.

И вдруг Прошкин услышал тревожный голос:

– Витя, к тебе пришли!

Прошкин вздрогнул и мгновенно механически прикрыл глаза рукой.

– Не бойся, это я, – успокоил его дневальный.

– А, ты… – моргая и разглядывая дневального, уже сидя на кровати, бормотал Прошкин. – Чего тебе, придурок, какого хрена поднял? – Прошкин непонимающе смотрел на циферблат часов, пытаясь сообразить, сколько же времени он проспал.

– К тебе пацан пришел.

– Пацан? Дай поспать.

– Брат твоей бабы, что ли…

– Ладно, позвони на КПП, скажи, что сейчас выйду, – и Прошкин принялся натягивать одежду.

– С тебя сигарета, – сказал дневальный.

– Можешь всю пачку забрать, – Прошкин вытащил из-под подушки пачку дешевых сигарет и швырнул дневальному, целясь прямо в голову.

Тот ловко поймал ее на лету левой рукой.

– Спасибо, брат.

– Ваххабит тебе брат. Поспать не дал.

Прошкин умылся и лениво двинулся к КПП.

По дороге он встретил майора Грушина, козырнул ему. Майор осмотрел Прошкина с головы до ног, но не так, как командир осматривает подчиненного, а заботливо, по-отечески.

– Ты чего на ногах, а, Витя?

– Ко мне пришел брательник моей подруги.

– Куда пришел? – уточнил майор Грушин.

– На КПП.

– Ты смотри, в город не вылезай.

– Знаю, не пойду.

И майор, и Прошкин понимали: запрещение выходить в город чисто формальное. Как-никак, Прошкин – контрактник, а контрактник должен жить нормальной жизнью, должен получать не только пайку, но и зарплату и где-то на кого-то ее тратить. О том, что у Прошкина в городе есть девушка, или, как все говорили, «баба», знала вся бригада. Мужик он видный, да и бойцом был что надо, ему завидовали.

Майор и сержант козырнули друг другу и разошлись по своим делам. Прошкин шел неторопливо, понимая, что его будут ждать, никуда не денутся. Хотя зачем его ждут, почему Машка не пришла сама, а прислала брата, еще предстояло выяснить.

– Пропусти его, – подходя к КПП, сказал дежурному бойцу Прошкин.

– Не велено.

– Я тебе велел. Видел, я с майором только что базарил? Майор разрешил. Заходи, Федя.

Федя нырнул в узкую щель между створками раздвижных ворот и подал Прошкину потную ладонь. Федьке было четырнадцать. Спецназ был его голубой мечтой.

Но как-то, выпив, Прошкин ему сказал:

– Федька, забудь про спецназ. Дело это тяжкое, да и безденежное. Лучше иди учиться.

Учиться же Федька не хотел, как и Прошкин в свое время.

– Ну, чего тебе?

Они устроились под грибком, где обычно военнослужащие встречались с родителями и быстро поедали домашнюю пайку, привезенную мамой или бабушкой для сыночка или внука. Прошкин положил пачку сигарет на столик. Федька сразу потянулся к ним, но тут же получил по рукам.

Это напоминало игру кота с мухой: муха ползет, кот бьет по ней лапой, но не убивает до смерти, ведь хочется поиграть.

– Есть новости, – оглядевшись по сторонам, прошептал коротко стриженный Федька.

У Прошкина все похолодело внутри. «Неужели Машка беременна?» Жениться он пока не собирался, во всяком случае, на Машке.

– Ну, че тянешь, урод, говори. С Машкой чего случилось?

– Машка прислала, – сказал Федька и, воспользовавшись замешательством, тут же завладел сигаретой.

Прошкин настолько растерялся, что даже машинально щелкнул зажигалкой. Федька сладко затянулся и зажмурил глаза.

– Че молчишь, урод?

– Дело есть к вам.

– К кому это, к нам?

– Ко всем вам, за кем снайпер охотится.