которые пьют со мной коньяк — мне нужны сотрудники, умеющие раскрывать преступления. Обещаете работать в этом ключе?

Вашко дождался, пока он закончит, и вдруг сказал с неожиданным спокойствием:

— У меня нет таланта на вранье.

— Объяснитесь!

— Раскрою лишь то, что смогу…

— Кражи? Грабежи? Убийства? Что? Что вам по душе?

— По душе мне ухаживать за розами, — пока еще осторожно огрызнулся Вашко. — А раскрывать все, что наметет во двор… Это моя специальность.

— Специальность… — ворчливо з-аметил генерал, но пар из него, похоже, уже вышел. — Что вы в этом понимаете, мы еще посмотрим — в следующем месяце я проведу аттестацию кадров. Тогда и станет ясно, что вы знаете и что понимаете в этом самом розыске.

— Больше, чем вы в Людвиге Фейербахе! — Это был удар ниже пояса: Вашко прекрасно знал, что до назначения на этот пост, генерал преподавал философию в высшей школе милиции.

— Идите! — устало произнес генерал и, с внезапно покрасневшим лицом, углубился в изучение бумаг, давая понять, что у него больше нет времени на Вашко.

…Лейтенант в накинутом поверх кителя белом халате долго щелкал клавишами — на экране метались и пульсировали кровеносными сосудами строчки таблиц.

— Это точно? Голубая куртка, светлые брюки, желтые ботинки?

— Еще можешь добавить темно-синие носки… Их тоже не оказалось в квартире.

Лейтенант еще поиграл клавишами:

— Такой одежды, товарищ подполковник, не было обнаружено ни на одном трупе ни в Москве, ни в области.

— А ты не ошибся, сынок? Может, забыли ввести в кибернетику.

— Исключено.

— Понял. — Вашко задумчиво потрогал усы. — Давай, еще одно! Проверим его самого… — он достал записную книжку и начал методично и занудливо диктовать цифры: рост, объем груди, талии, бедер. Недаром пришлось так долго в квартире лазить с портновским сантиметром по оставшейся в шкафу одежде.

— Состояние зубного аппарата? — снизу вверх, ожидая ответа, посмотрел лейтенант.

— Дареному коню… Пиши — хорошее, а там посмотрим.

Офицер снова застучал по клавишам компьютера и на экране вновь появилась очередная таблица.

— Что? Есть? — не утерпел Вашко, безуспешно пытаясь разобраться в цифрах и значках, заполнивших таблицу на экране. — Рост, сам знаешь, может маленько увеличиться…

— Кажется, повезло… — не спеша произнес лейтенант. — На вид около сорока, светловолосый, без татуировок.

— Где?

— Московская область, район деревни Перхушково.

— Неопознанный? Ты не ошибаешься?

— Никак нет, товарищ подполковник!

— Еще что-нибудь по нему есть?

— Так точно. Обнаружен двадцать девятого февраля…

— Двадцать восьмого! Этот год не високосный… Ошибка, наверно.

— Может быть, но так ввели… Надо будет поправить! Вот тут еще значится — до пятнадцатого марта не опознан, захоронен на местном кладбище под номером тринадцать восемьдесят девять.

— Как, захоронен неопознанным?

— Так точно.

— Фотографии есть?

— Должны быть в местной милиции.

— Спасибо сынок.

Придя в буфет, он заказал кусок холодной телятины с капустой и чашку кофе. Ел медленно, с таким отсутствующим видом, словно этот процесс не имел к нему решительно никакого отношения. Разделавшись с обедом, долго и старательно ковырял спичкой в зубах. А потом некоторое время сидел неподвижно, выпрямившись и сложив руки на краю стола. Казалось, он никуда не смотрит, и те, кто проходил мимо, не могли поймать его взгляд.

Через полчаса Вашко вернулся в свой кабинет и сел за стол. Ему не давала покоя третья фотография. Мужчина в курточке, похожий по очертаниям фигуры на Орловского, лежал, зарывшись головой в снег, и надо всей этой картинкой горделиво возвышалась колокольня церкви.

«Откуда в Перхушкове взялась церковь? Отродясь ее там не было, — размышлял он. — Если только где-то поблизости… Совсем в другой деревне? Вот пусть Лапочкин этим и займется».

Стоило ему вспомнить об Евгении, как тот сам вырос на пороге.

— Что новенького?

Лапочкин вначале откашлялся.

— Ученые мужи обнаружили на конвертике пальцы, которые не проходят ни по одной из картотек. Судя по всему, отправлявший не имеет отношения к преступному миру.

— Понял. Все?

— Нет. Если судить по размеру отпечатков и проработке узоров, то они принадлежат либо холеному мужчинке, либо довольно крупной женщине.

— Таковых на примере не имеется?

— Так точно.

Короткая пауза.

— Надеюсь, ты не хочешь меня убедить, что Орловский, — Вашко ткнул пальцем в фотографию, — не смог сладить с невысоким мужчинкой, как ты изволил выразиться, или того больше — с крупной дамой?

— Я не говорю про убийц. Речь идет лишь о корреспонденте, отправлявшем письмо. Кстати, я хотел спросить — зачем им потребовался этот шаг? Насколько я понимаю, все по-классике происходит не так.

— Я уже думал об этом.

— Сперва посылают карточку или видеозапись заложника и требуют выкуп, а уж потом — леденящие душу сцены.

— Ну, положим, от меня бы они выкуп хрен получили. Другое дело, подбрасывать эти карточки Жаннете. Но в том-то все и дело, что пришли эти фотографии в милицию.

Голос Вашко звучал спокойно. Он посмотрел на часы.

— Сгоняй в Перхушково и разыщи у них фотографии покойничка за номером… — он посмотрел в записную книжку. — Тринадцать восемьдесят девять. Что, кстати, с посольствами?

— Пока опросил несколько самых главных — Штаты, Англию, ФРГ, Францию, Австрию… — начал диктовать Лапоч-кин несколько унылым голосом.

— Можешь не перечислять. Главное — результаты!

— Никто из дежуривших его не признал. Не стоял, ни с кем не встречался, никого не ждал. Похоже, это просто случайный кадр.

— Случайный! У них ничего случайного не бывает. Для чего-то они приложили его под номером один. Словно наталкивают нас на мысль: он предатель, поделом ему! Не допускаешь?

— Вполне. Дальше посольства проверять?

— Не надо. — Вашко достал сигареты. — Как там ребята без тебя, справляются? Ввязал я тебя в эту историю — небось, не рад?

Лапочкин безразлично повел плечами: мол, какая разница, чем заниматься — и это работа, и то работа.

— Справятся.

…В учреждение, в названии которого значилось слово «культура», пришлось ехать на автобусе. Честно говоря, Иосиф Петрович отвык от подобных путешествий — в редкие выходные дни чаще сидел дома, до ближайшего магазина было рукой подать, а по служебным делам ездил на машине. Без труда найдя нужный дом, Вашко поднялся по лестнице, дивясь обилию ковров и мягких диванов и чувствуя себя не в своей тарелке. В комнате сидели двое. Тот, который нужен был Вашко, удобно расположился у окна. За его спиной одна на другой лепились по стене красочные афишы благотворительных концертов.

— Карнухин Ольгерт Маркович, — представился он. — Садитесь!

Вашко немедленно воспользовался приглашением и тотчас утонул в мягком кресле.

Разговор то и дело прерывался телефонными звонками.

— Значит, вы интересуетесь церковью… Извините, — он хватал трубку. — …Церковь, собственно говоря, на снимке отсутствует. Эта колокольня построена, очевидно, в первой половине прошлого