Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подобных оскорблений Жанна снести не могла.
— Где вы увидели беспорядок? Чего вы прицепились к моей прическе? И вообще: чего вы хотите от меня?
— Молока хочешь? — Вашко извлек из портфеля литровый пакет. — Со свежим хлебом… Кооператоры какой-то лаваш придумали — вроде ничего на вкус. Ешь, пока горячий! — он выложил на стол вкусно пахнущий хлеб. — И садись, поговорим и мы уйдем… Ты же знаешь, я плохого никому не желаю. — Вашко помнил, когда его собственная дочь ходила в положении Алешкой — теперь уже конопатым проказливым пацаном, она не могла оторваться от свежего хлеба и литрами пила молоко. Его расчет оказался верным.
— Появился Сергей тогда лишь утром… — нехотя начала рассказывать Жанна, — и с тех пор все пошло наперекосяк. Странным он стал! Что вы там с ним сделали, не знаю. Много писал, куда-то ходил, потом снова работал до глубокой ночи. Иногда, это произошло уже после увольнения из «Пламени», к нему стали заходить какие-то люди. Работяги? Пожалуй, нет. — Она допила молоко до конца и налила снова. — Скорее, этакие «лощунчики». Костюмы хорошие, благоухание французское, на пальцах перстни, а морды выпивох. Я как-то спросила, что его связывает с ними, но… Он либо рычал на меня: «Не твое дело!», либо просто отмалчивался. Обстановка накалялась не по дням, а по часам, и я так больше жить не смогла. Я уехала к себе, а он ни разу даже не позвонил.
— И вы не звонили? — спросил Евгений.
Жанна задумчиво посмотрела в окно, где растекался по городу скучный зимний день.
— Раз пять звонила, но… Его не было дома.
— Как ты думаешь… — начал Вашко. — Что он может предпринять в такой ситуации — ты же его хорошо знаешь.
Женщина усмехнулась и неуверенно пожала плечами:
— А кто его знает. Он всегда-то отличался непредсказуемостью своих поступков, а уж в подобном состоянии и подавно.
— Выходит, тебе вовсе не интересно, где он и что с ним? — прямо спросил Вашко. — Отчего такое безразличие? Он же, как я понимаю, отец ребенка.
— Пусть это не волнует ни его, ни вас… Я ему еще не простила аршальскую проститутку.
— Помилуйте, — сделал резкий жест Вашко. — У них же ничего не было. Это одни разговоры…
— Не доказано — да, но дыма без огня не бывает. Он же не захотел объяснить мне.
Лапочкин заелозил на стуле, выразительно поглядывая на Вашко.
— А ты была в его квартире? — Вашко задал вопрос и внутренне напрягся, ожидая ответ.
— А зачем? В гости он меня не приглашал. И вообще, между нами все кончено… — с грустью произнесла женщина. — Сейчас женщины неплохо живут и одни. Ребенка я хотела — он у меня скоро будет. — Она осторожно коснулась платья на животе.
— Странно, — произнес Лапочкин. — Разве эта записка, лежавшая у него под столом, адресована не вам? — Он развернул перед Жанной скомканный листочек бумаги.
— Мне? — женщина взяла листок. — Двадцать девятого февраля… Семнадцать сорок… — медленно разбирала Жанна слова и цифры. — Три остановки от метро. Код — двести сорок. Арка… Зеленые балконы… Этаж шестой… Глазок! Тарабарщина какая-то. Вы сами что-нибудь понимаете?
— Только то, что в этом году в феврале двадцать восемь дней, — сказал Вашко.
— Тогда, может быть, она провалялась несколько лет?
— Исключено. Посмотри, что на обороте!
Женщина перевернула записку — это был листок отрывного календаря за январь этого года.
— Ничего не понимаю! А что, с ним что-то произошло? Где он?
Лапочкин выразительно посмотрел на Вашко и тотчас отвел взгляд в сторону. Вашко молча встал, прошел в прихожую и медленно надел пальто. Евгений шел следом. Постояв в раздумье, Вашко сказал:
— То, что он скрывается от тебя, это непорядочно.
— Встретите, передайте! Ваши бы слова, да богу в уши. — Жанна вышла провожать нежданных гостей на лестницу.
— При случае, конечно… — уверил Вашко, прощаясь.
Выйдя на улицу, они сели в машину.
— А мне кажется, она в курсе… — сразу же сказал «Кубик». — Скользкая бабенка, таких не люблю.
— Черта с два! — возразил Вашко. — Ничего она не знает. Пытается держать марку, но у нее это неважно выходит. Если фотографии не врут, ей не позавидуешь.
— Может, надо было показать их? — спросил Лапочкин, наклоняясь к переднему седенью, где курил Вашко.
— Не знаю, как ты, а лично я роды принимать не умею… — недовольно пробурчал Вашко. — Фотографии его готовы?
— Размножили. Дать?
— Сегодня же пробеги по нашим ребятам, что дежурят у посольств, и покажи. Может, действительно крутился там. Драпанет — не отмоешься.
— Ну и пусть бы бежал. Зачем держать?
— Ты, сынок, забыл, что в этой прескверной истории замешана моя скромная персона. Теперь я вынужден заниматься этой чехардой лично — ты понял? Без всякого на то задания.
— А Милорадов, как назло, уехал. Ведь это было его приказание?
— Не без того, — угрюмо ответил Вашко и надолго замолчал.
3. КУЛЬТУРНАЯ ЖИЗНЬ КУЛЬТУРНОГО УЧРЕЖДЕНИЯ
В зал вычислительного центра Вашко поднялся не в лучшем расположении духа. Только что ему пришлось выслушать немало обидных слов от преемника Милорадова. Новая метла всегда метет жестче, и генерал Кривцов начал закручивать гайки с первой минуты. В ушах до сих пор звучали его слова: «Если вы руководитель, то будьте любезны построить работу так, чтобы показатели росли, а не падали. А у вас творится черт знает что! Чем лично вы занимаетесь все эти дни?» В ответ Вашко лишь пожал плечами… «Хозяин», так генерала тотчас окрестили в Управлении, выразительно постучал указательным пальцем по краю стола. «Я заставлю вас забыть милорадовскую вольницу! Каждый день! Слышите, каждый! К девяти часам извольте письменно докладывать о результатах работы за день. Никакой волынки я не потерплю».
«До пенсии осталось год, шесть месяцев и четырнадцать дней», — с тоской думал Вашко, и ответил: «Есть, товарищ генерал!» Тот посмотрел на строптивца и, не найдя следа улыбки на его лице, смягчил тон: «Мы должны сделать все, чтобы стабилизировать положение вещей. Преступность не должна захлестывать страну!» А Вашко уныло подумал: «Интересно, а чем мы занимались до этого».
— Мне рассказывали о ваших отношениях с Милорадовым, — продолжил генерал, жестом показывая вверх. — Мне не нужны подчиненные,