минут ошвартовались у его бронированного борта. По общему порядку, мы, прежде всего, прошли в судовой комитет, желая поставить его в известность о созыве общего собрания. Но на этом корабле были какие-то странные порядки. Нам предложили за разрешением митинга обратиться к командиру корабля Антонову... Все шло хорошо, пока, наконец, я не дошел до вопроса о братании, жгуче волновавшего тогда матросов и солдат. Решительно высказавшись против подготовлявшегося наступления, я противопоставил ему братание на фронте и начал защищать и обосновывать этот лозунг. Но призыв к братанию кое-кому не понравился.

— Мы только что вернулись из-под Цереля,— истерически закричал один из матросов,—там каждый день немецкие аэропланы бросали в нас бомбы, а вы говорите о братании! Вот вас бы в окопы! Братались бы там!

Мне пришлось несколько охладить горячность моряка, очевидно, на позициях расшатавшего свою нервную систему... В общем, настроение корабля было довольно благоприятно, но все же оно значительно уступало другим кораблям, встречавшим наши речи с гораздо большим сочувствием и энтузиазмом».

Какой вывод можно сделать из рассказа Раскольникова о посещении Гельсингфорса им и его сотоварищами? Только тот, что в июне 1917 года тамошние матросы были настроены в своем большинстве совсем не в пользу большевиков.

В Ревеле делегацию кронштадтских большевиков ожидал не менее прохладный прием. Ф.Ф. Раскольников вспоминал: «...Мы всей компанией пошли на крейсер “Баян”. Здесь я встретился со своим товарищем по выпуску из гардемаринских классов мичманом Неллисом. Он пригласил меня в свою каюту и рассказал, что матросы корабля настроены чрезвычайно враждебно к большевикам и даже сговорились выбросить нас за борт.

Собрание проходило на верхней палубе около орудий. Здесь, в самом деле, чувствовалась огромная разница по сравнению с настроением Гельсингфорса. В то время как там моряки понимали нас с полуслова (?!), устраивая нам братские овации, здесь нас приняли с ледяным холодком. Отношения между ораторами и аудиторией все время были натянутые, и когда кто-то из нас резко отозвался о Временном правительстве и попутно высказался против войны, то большинству команды “Баяна” это не понравилось. Стали раздаваться угрожающие возгласы, враждебные выкрики... В результате митинга нам все же удалось несколько смягчить настроение, заставить моряков вслушаться в наши слова и хоть немного почувствовать нашу искренность». «Немного почувствовать искренность», как мы понимаем,—это совсем не то, на что рассчитывали кронштадтские агитаторы.

Глава седьмая

ЧЕРНОМОРСКИЙ ФЛОТ В АРЬЕРГАРДЕ РЕВОЛЮЦИИ ПОД ФЛАГОМ КОЛЧАКА

В первые дни Февральской революции, когда волна насилия захлестнула Кронштадт и Гельсингфорс, в главной базе Черноморского флота Севастополе все было на удивление спокойно.

На начало 1917 года личный состав Черноморского флота превышал 45 тысяч человек. Основными военно-морскими базами являлись Севастополь, Одесса и Батум. Почти во всех городах Крыма размещались запасные полки, в которых подготовлялось пополнение для действующей армии. Больше всего военных было сосредоточено в Севастополе, где кроме флота находился гарнизон Севастопольской крепости.

События февраля 1917 года в Петрограде застали командующего Черноморским флотом А.В. Колчака в Батуме. Чтобы предотвратить распространение сведений о происходящем в столице и избежать опасных брожений, Колчак приказал коменданту Севастопольской крепости контр-адмиралу М.М. Веселкину прекратить телеграфное и почтовое сообщение Крыма с материковой Россией. Все поступающие телеграммы должны были направляться в штаб Черноморского флота. Принятая мера показала свою эффективность. Так что даже в штабе крепости не знали, что происходит в столице, и жили первое время слухами.

2 марта А.В. Колчаку стало известно об образовании Временного правительства из разосланной им радиотелеграммы. Реакция Колчака на все эти сообщения, телеграммы была неоднозначной.

2-я бригада линейных кораблей Балтийского флота на зимовке в Гельсингфорсе

Линкор «Цесаревич». Гельсингфорс. Февраль 1917 г. Вдали за кораблем видна демонстрация с плакатами и толпа матросов на борту корабля

Линкор «Петропавловск»

Матросы линкора «Петропавловск». Гельсингфорс. Март 1917 г.

Линкор «Император Павел Первый». Именно на нем произошли самые массовые убийства офицеров в феврале — марте 1917 г. 

Похороны офицера, убитого революционными матросами. Март 1917 г. 

Матросы линкора «Император Павел Первый». В центре П.Е. Дыбенко

Командующий Балтийским флотом вице-адмирал А.И. Непенин, убитый матросами в марте 1917 г.

Могила вице-адмирала А.И. Непенина на православном кладбище в Гельсингфорсе, ныне Хельсинки

Матросы-большевики с линкора «Император Павел Первый» В.М. Марусев и Н.А. Ховрин 

Матросские и солдатские митинги в Севастополе в 1917 г.

Корабли Черноморского флота в Севастопольской бухте

Командующий Черноморским флотом вице-адмирал А.В. Колчак

Выступление А.Ф. Керенского на корабле Черноморского флота. 1917г.

А.Ф. Керенский и вице-адмирал А.В. Колчак в автомобиле. Севастополь. 1917 г.

Линкор «Слава» 

Команда линкора «Слава» 

Моонзундская операция. Карта-схема

Член Центробалта матрос-большевик И.Ф. Измайлов

Матрос-большевик И.Д. Сладков

Матросы идут к дворцу Ксешинской на встречу с В.И. Лениным. Июль 1917 г.

Штурм Зимнего дворца. Эскиз. Художник Р.Р. Франц

Штурм Зимнего дворца. Художник В. С. Сварог 

Крейсер «Аврора» в 1917 г. 

Крейсер «Аврора» в 1980-е гг. 

Срезание погон. 1917 г.

Председатель черноморского Центрофлота матрос-анархист Ю.Н. Шелестун

Ф.Ф. Раскольников 

П.Е. Дыбенко

Первоначально, до полного выяснения ситуации в центре, он предпринимал меры к нераспространению информации, даже на время прервал телеграфно-почтовую связь. По прибытии в Севастополь Колчак собрал комсостав флота, огласил полученные известия. Выслушав мнение подчиненных, дал распоряжение информировать личный состав флота строго по инстанции, а затем издал приказ с изложением полученных сведений и призывом к флоту, портам и населению районов, подчиненных ему, напрячь все силы для исполнения патриотического