– Кать, а может, ну его этого Ангелика? – пораженчески выговаривала мне она.

– Что ты, Лекушка, с ума, что ли, сошла? Кто же в здравом уме от своего счастья отбрыкивается? – песочила я Сидорову. О своем корыстном интересе, а именно посмотреть на чудесные метаморфозы Лешика, я злодейски умалчивала.

Так в прекрасном томлении мы провели две недели. И если Сидорова ждала втыка от родителей, а Лешик – результатов абитуриентского экзамена, то Катечкина ждала чуда.

Чудо не замедлило себя явить.

– Дуй сюда, сука, он мне весь ковер заблевал! – визжала в трубку Сидорова.

– Что, прям с наперстка? – искренне изумилась я.

– Да нет, он, блин, полбанки от любви улакал! Сейчас вторую половину глохчет.

– Да что ж ты ему, дура, банку-то выдала? Там же чуть-чуть надо было!

– Я тебе, дрянь, покажу Ангелика! Сюда дуй! Вдвоем замутили, вдвоем и расхлебывать.

Явившаяся моему взору картина была печальна, но тем не менее любовь в ней присутствовала. Восседавшая на краешке дивана Сидорова стыдливо прикрывала газеткой разорванную юбку. У сидоровских ног, точно большая макака, обожравшаяся прокисших кокосов, валялся Лешик. Рядом с Лешиком стояла пивная кружка с остатками Ангелики. В воздухе пахло летальным исходом и блевотиной.

– Он, блин, экзамены завалил, урод, – оправдывалась Сидорова. – Ну нельзя же было не налить! Может быть, пить обоим надо было…

– Нет уж, Лека, если Лешика мы как-нибудь вдвоем поднимем, то вместе с тобой навряд ли, – проскрипела я, пытаясь отодрать подопытного от пола.

В момент перемещения подопытный открыл один глаз и произнес сакраментальную фразу.

– Хочу трахаться, – сказал Ангелик и икнул.

– Будешь, – хором ответили мы с Сидоровой и выволокли тело на улицу.

На улице Лешик вел себя тихо и сексуальных предложений не высказывал. Более того, должно быть, от свежего воздуха во вьюноше проснулась скорость. Едва мы привалили Любовь к лавочке, как она поднялась и свинтила.

– Б… и, б… – иии! – орала Любовь, обгоняя троллейбус.

– Пошли, Сидорова, кажется, получилось, – печально сказала я.

– Может, кору не с того дуба брали? – предположила Сидорова.

– Нет, не того дуба поили, – еще раз вздохнула я, и мы отправились драить ковер.

Но если на этом наши с Сидоровой приключения закончились, то Лешик заработал «Оскара» несколько позже. Гонимый жаждой от Ангелики, подопытный направился к дому, по пути неосмотрительно заглотив банку «Амстердама навигатора». И хотя навигация не провела его мимо родительской двери, триумфальный блев в воскресный суп вошел в анналы Лешиковой истории почище провала вступительных экзаменов.

Так войска обогатились новым универсальным солдатом, Сидорова поняла, что проще дать, чем чистить заблеванный ковер, а Катечкина потеряла веру в чудеса.

Да, а деньги в моем кармане были от бабушки. Потому что коржиков, как известно, много, а внучка одна.

Социальная позиция.

1. Я не борюсь за мир во всем мире.

2. Я не состою ни в одном движении.

3. Я не хожу на выборы и не знаю, кто такой Вешняков.

4. Зато меня запросто можно засылать к врагам, дабы посеять панику в рядах противника.

5. Гражданская позиция позаимствована у Бодрова: «Сила – в правде».

6. Я знаю, где правда. Она за шкафом.

7. До тех пор, пока он стоит на своем месте.

Характер.

8. Холерик. Могу служить чучелом безымянного холерика при каком-нить институте.

9. Ленива. Никогда не пойду в магазин за сигаретами и буду ковырять бычки из пепельницы до последнего.

10. Когда я молчу, это не предвещает ничего хорошего.

11. Но молчу я редко. И это тоже ничего хорошего не предвещает.

12. В вопросах быта, семьи и денег имею самые традиционные взгляды. Если с последними все в порядке, то быт отпадает сам собой.

13. В семье главное – взаимопонимание. Я понятлива, как Каштанка, посему проблем не имею.

14. Ругаюсь матом. С легкостью могу и не ругаться.

15. Завистлива. Как-то одного взгляда на пиджак подруги хватило для того, чтобы она сказала: «Не обтекай, я купила его за пятьдесят рублей в сэконд-хэнде».

16. Итог: в принципе на меня можно опереться. Хотя я буду долго ругаться и плеваться ядом.

Не люблю.

17. Снобов и дураков. Хотя это почти синонимы.

18. Массовые мероприятия. Залить глаза на кухне с парой-тройкой друзей гораздо приятнее, чем толкаться всю ночь в каком-нибудь клубе. Поэтому общественные места посещаю преимущественно для того, чтобы пожрать.

19. Гороскопы, фэншуй, ароматические палочки, греющие свечи и бисерные феньки. Потому что от девочек с ароматическими палочками, твердо знающими свое астральное призвание на ближайшие сто лет, селедки в море дохнут, а воробьи псалмы поют.

20. Когда мне навязывают товары в магазине. Вероятнее всего, потому, что не застала те времена, когда продавцы подходили к покупателям обратной стороной корпуса.

21. Нытье. Хотя самой поныть – святое дело.

22. Когда ко мне приклеивают ярлыки.

23. Дешевые сигареты. Потому что всю юность курила именно их.

24. Общественный транспорт. Наследственное: еще моя прабабушка, будучи гимназисткой, тратила оставленные на завтрак деньги на извозчика. Хотя это я выпендриваюсь: у меня немного денег, но их хватает на то, чтобы избежать метро.

25. Пустой треп. Особенно когда под него подводят идеологическую основу и он исходит из уст мужчины.

Люблю.

26. Ребенка.

27. Близких.

28. Мужа. Потому что, во-первых, он друг, а во-вторых, может запросто насовать по морде какому-нибудь пидормоту. Последнее качество я ценю в мужчинах чрезвычайно, потому что виртуальные бои – это дрянь.

29. Покушать. Предпочтительно – мясо или мандарины. Короче, мое меню, как у вечно беременной: маринованный чеснок, консервированные помидоры и корейские салаты.

30. Шмотки. Половина бюджета уходит именно на них. Про Эллочку читали? Во-во.

31. Называть вещи своими именами, невзирая на то что имена у них поганые.

Литература.

32. Ни хрена не Фейхтвангер. «Иудейские войны» буду читать после шестидесяти, когда зубы будут падать, аки осенние листья.

33. Агату Кристи тоже не особо люблю. Никак не могу запомнить всех имен и фамилий, в итоге, когда дочитываю до конца, выходит, что тетушку замочил ее любимый говорящий попугай посредством высказывания: «Ах ты, сука старая».