Состояние Дуга тоже было неважное. «Дуг плохо выглядел, — рассказывает Бек. — Он сетовал на то, что не спал пару дней и ничего не ел. Но Дуг решил для себя, что, когда придет время, он наденет свое снаряжение и пойдет наверх. Хорошо зная историю Дуга, я был обеспокоен, потому что понимал: весь прошлый год он мучился оттого, что был за сотню метров до вершины и вынужден был повернуть назад.

Думаю, это не давало ему покоя каждый божий день. Было совершенно ясно, что он не намерен отступать во второй раз. Дуг был настроен продолжать восхождение во что бы то ни стало».

В эту ночь более пятидесяти человек стояли лагерем в седловине, загнанные в свои беспорядочно разбросанные укрытия, и странное чувство изолированности повисло в воздухе. Из-за рева ветра было невозможно обменяться сообщениями между соседними палатками. В этом Богом забытом месте я чувствовал разобщенность с другими альпинистами, находившимися поблизости (и эмоциональную, и духовную, и физическую); ни в одной из предыдущих экспедиций я не испытывал этих чувств с такой силой. Я вдруг осознал, что мы только назывались командой. И хотя, спустя несколько часов, мы уйдем из лагеря как одна группа, но будем подниматься отдельно друг от друга, не соединенные ни веревкой, ни каким-либо чувством глубокой преданности. Каждый клиент был здесь, по большей части, ради себя самого или себя самой. И я не отличался от других: к примеру, я искренне надеялся, что Дуг дойдет до вершины, и все же, если он повернет обратно, я буду делать все, что в моих силах, чтобы продолжать восхождение.

В иной ситуации понимание этих обстоятельств действовало бы угнетающе, но я был слишком поглощен мыслями о погоде и о том, как выжить в такую погоду. Если в ближайшее время ветер не ослабнет, то для всех нас вопрос восхождения на вершину отпадет сам собой. За прошедшую неделю шерпы Холла сделали на седловине запас из 165 килограммов баллонного кислорода — это 55 канистр. Хоть это звучит внушительно, на самом деле такого количества кислорода было достаточно лишь на одну попытку восхождения для трех проводников, восьми клиентов и четырех шерпов. И счетчик расхода кислорода уже включился: даже когда мы отдыхали в своих палатках, то использовали драгоценный газ. Если бы случилась такая необходимость, мы могли бы отключиться от кислорода и находиться здесь в безопасности, возможно, двадцать четыре часа, но все же после этого мы должны были бы или идти вверх, или спускаться вниз.

Но, к нашей радости, в 19:30 штормовой ветер внезапно прекратился. Херрод выполз из палатки Лу и ушел, спотыкаясь, в поисках своей команды. Температура упала намного ниже нуля, но ветер почти утих: это были превосходные условия для восхождения на вершину. Инстинкт Холла был поразительным: оказалось, что он прекрасно выбрал время для нашей попытки. «Джонни, Стюарт! — кричал он из соседней палатки. — Похоже, нам повезло, ребята. Будьте готовы повеселиться к половине двенадцатого!»

Когда мы попили чаю и приготовили снаряжение для восхождения, воцарилось молчание. Каждый из нас много выстрадал ради этого момента. Так же как и Дуг, я почти не ел и совсем не спал с тех пор, как покинул второй лагерь, это было два дня назад. Каждый раз, когда я кашлял, истерзанные хрящи моей грудной клетки так болели, что мне казалось, будто кто-то вонзает нож мне под ребра, и у меня выступали слезы из глаз. Но я знал, что если хочу одолеть вершину, то у меня нет иного выбора, кроме как игнорировать свою слабость и подниматься в гору.

За двадцать пять минут до полуночи я застегнул свою кислородную маску, включил налобный фонарь и вышел в темноту. Нас было пятнадцать человек в группе Холла: три проводника, полный комплект из восьми клиентов и шерпы Энг Дордж, Лхакпа Чхири, Нгаванг Норбу и Ками. Холл приказал двум другим шерпам (Арите и Чулдуму) оставаться в палатках в качестве группы поддержки и быть наготове в случае неприятностей.

Команда «Горного безумия» состояла из проводников — Фишера, Бейдлмана и Букреева, шести шерпов и клиентов — Шарлотты Фокс, Тима Мэдсена, Клева Шенинга, Сэнди Питтман, Лин Гаммельгард и Мартина Адамса. Они ушли с Южной седловины через полчаса после нас[47].

Лопсанг намеревался отправить только пятерых шерпов из команды Фишера для сопровождения клиентов на вершину, а двоих оставить в группе поддержки на седловине, но, как он рассказывает, «Скотт открыл свое сердце и сказал моим шерпам: „Можете все идти на вершину“»[48]. В конце концов Лопсанг без ведома Фишера приказал одному из шерпов, своему двоюродному брату, «большому» Пембе, оставаться в лагере. Лопсанг признавался: «Пемба разозлился на меня, но я сказал ему, что он должен остаться, иначе потом я не возьму его на работу. Поэтому он остался в четвертом лагере».

Сразу за командой Фишера стартовал Макалу-Го с двумя шерпами, бессовестно проигнорировав свое обещание, что тайваньцы не будут совершать восхождение на вершину в один день с нами. Южноафриканцы также намеревались идти на вершину, но изнурительный подъем из третьего лагеря к седловине отнял у них так много сил, что они даже не показались из своих палаток. В общей сложности, тридцать три альпиниста отправились на вершину той ночью. Несмотря на то, что мы ушли с седловины как три отдельные экспедиции, наши судьбы уже переплелись, и с каждым метром продвижения вверх они сплетались все туже и туже.

Ночь была холодной и призрачно прекрасной, что прибавляло нам сил во время подъема. Морозное небо было усеяно таким количеством звезд, какое мне не приходилось видеть никогда. Круглая луна поднялась над уступом 8486-метровой горы Макалу и осветила склон под моими ногами призрачным светом, сделав ненужным фонарь. Далеко на юго-востоке, вдоль индийско-непальской границы, колоссальные грозовые облака дрейфовали над малярийными болотами тераев[49], озаряя небеса сюрреалистическими сполохами оранжевых и голубых молний.

Через три часа после нашего выхода с седловины Фрэнк решил, что он чувствует себя как-то не так в этот день. Отступив в сторону из очереди, он повернул обратно и спустился к палаткам. Его четвертая попытка подняться на Эверест была закончена.