– …И подсадить на трон Романовых или Шуйских? – спросил во время затянувшейся паузы Федор. – Ради новой династии Романовых, ты хочешь сказать, отец…

– Шуйского Василия уже вызывал, – равнодушно промолвил Годунов, – клянется Богом, что царевич Дмитрий сам закололся. Некому воскресать из гроба в Угличе. Мол, все согласно «Углицкому розыску» – не убавить, не прибавить… А ведь лихое дело с самозванцем может обернуться так, что придется вызывать на расспрос инокиню Марию Нагую, а то и устраивать «очную ставку» матери с сыном-самозванцем, чтобы успокоить богобоязненный народ… Правда, пленить того надобно или, на худой конец, труп его Марии Нагой предъявить, чтобы народ богобоязненный успокоить…

– Пленишь и предъявишь, царь-батюшка. Но усилия большие и везение нужны… Ты был всегда везучий…

– Твоими бы устами да мед пить, царевич. Только на Бога надейся, да сам не плошай.

– Помню, отец, и ты не оплошай, как прежде. – Федор неловко сбился и тихо договорил: – Я не имел в виду смерть младенца Ивана… Я про то, не оплошай с самозванцем, ты же раньше рассказывал, что упустил его случайно, злодея…

– Упустил… Не оплошать бы во второй раз… Здесь уже на одного Бога нельзя, это точно, на себя надо надеяться и не плошать…

Хотя Ксения Годунова не была царевной с детства, но в 16 лет, когда ее отец восходил на царский престол, она, единственная дочь царя, на торжестве в Кремле предстала писаной красавицей и самой образованной девицей в Русском государстве. Не чаявший души в любимой дочери отец с самого рождения окружил ее добром и лаской, словно защищая ее от всех невзгод и козней внешнего опасного мира, дал ей воспитание, соответствующее воспитанию цариц, и, кроме того, блестящее образование через лучших отечественных и иноземных наставников.

По словам современников, помимо внешней красоты – статная, фигуристая, с точеными гармоничными чертами лица, румяная – кровь с молоком! – чернобровая и черноволосая юница с огромными удивительно живыми глазами, – Ксения обладала тонкой душевной организацией, была доброй, отзывчивой. И если при дворе считалось, что красоту, манеры поведения, незаурядный проницательный ум, многие творческие способности она унаследовала от отца, то о матери царевны, дочери Малюты Скуратова, подобные лестные отзывы отечественных и иностранных современников услышать было трудно, даже невозможно. Напротив, народ матери Ксении, Марии Григорьевне Скуратовой, приписывал буйный, несдержанный норов, непростой, жестокий, хотя и отходчивый, целеустремленный характер властвования и самоутверждения, и неблагоприятное «опричное» влияние на супруга-царя.

Во время торжественного «царского» шествия в Кремль 30 апреля 1598 года шестнадцатилетняя юница-красавица шла рядом с отцом и семилетним братом Федором, присутствовала на знаменательном богослужении в Успенском соборе. К неописуемому радостному удивлению Ксении, ее имя возгласили за многолетие царю Борису. Тогда же счастливая, потрясенная Ксения со слезами умиления на глазах впервые в жизни вступила в царские палаты. В этот же день взлета на Московское царство она узнала содержание крестоцеловальной грамоты, согласно которой присягавшие клялись оберегать здоровье детей царя, дочери Ксении и сына Федора. А повзрослев, поймет, что не всем вельможам в Москве были по нраву новые церковные правила при царе Борисе Годунове «петь многолетие в церквях не только самому царю, но и его жене и детям».

Ксения с самых юных лет, на радость отцу-труженику на государственном поприще, отличалась усердием и прилежанием в изучении истории и философии, математики, астрономии, грамматики, риторики, а также греческого языка и латыни. Всех летописцев восхищала музыкальность и голос юницы Ксении, причем царевна, обладающая музыкальным и поэтическим даром, не только прекрасно пела, но и сочиняла музыку, стихи и песни. Не случайно в своих чистых и пронзительных песнях царевна Ксения упоминает о своих расшитых золотом, серебром и жемчугами вещах. В те времена, на стыке веков, художественное лицевое шитье обрело невиданную доселе популярность в кругах знатных семей Русского царства. Если тетка Ивана Грозного, Ефросинья Андреевна Старицкая, считается основательницей уникальной школы лицевого шитья драгоценными нитями в русском прикладном искусстве, то царевна Ксения считается одной из самых замечательных последовательниц русских традиций лицевого шитья, по сложности и художественности не уступающего ювелирному искусству.

Если смышленого и тренированного сына Федора Годунов готовил быть просвещенным царем и полководцем, то красивую талантливую дочь Ксению он намеревался выдать замуж за юного иноземного европейского короля или принца, согласившегося на условия русского православного царя. А именно, принять православие и проводить политику тестя в своей стране: привлекать в Русское государство лучших ученых, мастеров, ремесленников, преподавателей – поделиться своими познаниями и опытом для поднятия уровня хозяйства в царстве, усиления его могущества и процветания. В то же время Годунов, мечтающий о том, чтобы в стране заработали школы и университеты с иноземными учителями и профессорами, категорически отказывался отпускать от себя дочь, объясняя: «Ее таланты у нас самих пригодятся, нечего иноземцев одних баловать». А своего будущего иноземного зятя, согласившегося на жизнь в его царстве, с принятием веры православной, Годунов готов был одарить уделом в качестве приданого дочери.

Хотел счастья дочери отец, но и о делах царства, составляя юнице Ксении роскошную партию, все время думал с момента восшествия на престол. Только поначалу все попытки с партиями дочери оборачивались форменным крахом. Сначала, в связи с улучшением отношений со шведами, царь начал переписку с принцем-герцогом Густавом, сыном низложенного короля Густава, и пригласил к себе в Москву. Летом 1598 года Густава пышно встречали в царском дворце, собирались устраивать помолвку с царевной. Но потом вдруг матримониальные планы Годунова разладились, когда выяснилось, что принц категорически отказался переходить в православие, да к тому же вызвал к себе польку-любовницу, которую возил по Москве, как царицу, в карете, запряженной четверкой белых лошадей. Узнав о любовнице жениха дочери и нежелании того принять веру православную, царь-дипломат поступил мудро: помолвку разорвал, пожаловал содержание в Угличе с ежегодными доходами. Годунов посчитал, что шведский принц может ему пригодиться в отношениях со Швецией и политических играх с Польшей.

Потом Годунов вел переговоры с королевским домом Габсбургов, там было несколько кандидатов для сватовства, но из-за вопроса веры и требований царя, чтобы муж царевны жил в Русском государстве – «у светлейшего государя одна только дочь государыня, отпускать ее как-либо нельзя», – договоров о браке не состоялось.

И вот, наконец, Иоганн-королевич, брат датского короля Христиана IV. Годунов через своих послов получил согласие короля на брак своего брата с царевной Ксенией. В августе 1602 года датский принц на нескольких кораблях в окружении многочисленной свиты под четыреста человек прибыл в Ивангород. Отсюда с северо-западного форпоста путешествие жениха-принца до столицы было настоящим праздничным шествием, несмотря на то, что во многих землях страны свирепствовал голод. Не хотел царь Борис ударить лицом в грязь перед своим будущим зятем. И было множество остановок, где свадебный поезд принца встречали пушечными выстрелами, хлебом-солью, для Иоганна со свитой в Новгороде, Старице, Торжке устраивали пышные пиры. Сопровождающие принца боярин Салтыков и дьяк посольского приказа Власьев поясняли будущему зятю Годунова вопросы устройства гражданской и церковной жизни в Московском государстве.