Не об этом ли говорил Калике?

Братья потрусили по берегу реки, увязая в мокром песке. Вдруг позади что-то оглушительно бахнуло, ударная волна толкнула мальчишек в спины. Жадные языки холодных волн, шипя и пенясь, накрыли упавших близнецов с головой. На этот раз Франц пришел в себя быстрее, завозился, нашарил дорожную сумку и наконец поднялся на ноги.

– Филипп!

Пошатываясь, Франц бросился к брату и помог ему встать.

Мальчики оглянулись: ветер свистел, сгибая деревья, небо набрякло темнотой, однако грохот и молнии прекратились.

Та вспышка была последней.

Франц подумал, что Калике, возможно, погиб… И теперь ничто не остановит Эмпирея. Он найдет их, найдет!

«Скорее, к айсидам! Они нам помогут! Они друзья Каликса!»

Братья поковыляли к пещере, с трудом переставляя ботинки, полные воды. Песок под ногами прожорливо чавкал, хлюпал. Если во время схватки ветров мир раскалился, то теперь резко похолодало, а из пещеры так и вовсе дышало морозом.

Франц зябко поежился: одежда вмиг остыла, и холодная мокрая ткань неприятно облепила тело.

Они остановились у входа и перевели дыхание. Небольшой каменный уступ позволял идти в глубь туннеля по самому краю подземной реки.

Франц посмотрел на близнеца. Филипп лишь поджал губы. Его бледное лицо казалось прозрачным. И как он только на ногах держится? Франц поморщился, но ничего не сказал. Только махнул на отверстие в скале, бросил последний взгляд на черный лес и, поддерживая брата, нырнул в ледяную темноту.

Звуки шагов и плеск волн дробились гулким эхом, отражаясь от сводов.

Мальчики брели вдоль подземной реки – впереди Филипп, следом Франц. Вели по шершавой стене туннеля рукой, чтобы не упасть. Под подошвами ботинок то и дело попадались камни, острые, будто драконьи зубы, – того и гляди, распорют башмак вместе с пяткой.

Уступ между рекой и стеной постепенно сужался.

Франц поглядел на серебристые волны, плещущие у самых ног. А не разольется ли река по всей ширине прохода? И что тогда делать – вплавь? Он когда-то слышал от мистера Бэрила, что подземные реки глубоки. А плавать он не умеет…

Вдобавок река холоднющая – Франц чувствовал это, когда до лица долетали брызги. Точь-в-точь капли ледяного дождя.

Видимо, там, под землей, царит невыносимый холод. И туда они идут?

А если Калике ошибся насчет айсидов?..

Воздух все холодел и холодел; вскоре изо рта начали вырываться облачка пара. Мальчики закутались в пледы, но это не очень-то помогло.

Филипп едва мог идти. Он часто останавливался, чтобы передохнуть, воздух хрипло вырывался из его груди, а иногда дыхание и вовсе прерывалось.

Франц судорожно думал, что же делать, но в голову ничего не приходило. Он хотел было позвать на помощь, но не стал. Что, если на голос придет кто-нибудь… нежелательный? Калике не говорил, что здесь живут одни лишь дружелюбные айсиды.

Раздался глухой стук.

Встрепенувшись, Франц поднял голову.

Филипп без сознания сползал по стене.

– Фил!

Франц бросил мешки и подбежал к брату.

– Филипп!

Мальчик упал на колени и, обхватив плечи близнеца, встряхнул его. Пощупал лоб. Холодный. Он весь совсем холодный. Сорвав с себя влажный плед, Франц закутал брата, взял его ослабевшие руки в свои, склонившись, задышал на окоченевшие пальцы. Нужно было снять мокрые брюки и рубашку, растереть тело, чтобы Филипп немного согрелся. Но как это сделать здесь, в ледяном подземелье, без огня и сухой одежды?

– Филипп… – в отчаянии заскулил Франц. – Филипп…

Даже если он повернет назад и вытащит младшего брата наружу – туда, где их ждет Эмпирей, – он не успеет. Близнецы зашли далеко, да и Франц ослаб. Очень ослаб. Он едва держался на ногах и от мороза весь одеревенел. Собственные пальцы едва разгибались, когда он тер шерстяным пледом руки Филиппа.

– Фил…

Франциск даже плакать не мог.

«Это конец».

Его пальцы разжались. Край пледа медленно, будто опавший лист, опустился на камни. Франц вдруг вспомнил, что в мешке были свечи. Они-то не могли промокнуть. Нащупал узел, потянул, чтобы открыть. Слишком туго. Тело не слушается. Мешок выпадает из рук. Глаза слипаются, все вокруг заволакивает противный туман.

Свечи…

– Не спи! Нужно согреться!

Но движения все медленнее и медленнее. Франц чувствовал себя мухой, которая попала в вязкую смолу. Он пытался выбраться из оцепенения, но, чем больше дергался, тем глубже его затягивала топкая слабость.

Руки безвольно опустились.

Лишь слезы бежали по щекам.

Перед глазами все расплывалось.

Из последних сил Франц разлепил губы и с облачком пара выдохнул:

– По…

Губы не слушались. Тяжело шевелиться. Трудно двигать языком. Тело отзывается с такой неохотой, будто вовсе не его.

– По… мо…

Два косматых облачка пара заклубились перед лицом и тут же растаяли.

– Помоги-и-те-е-е!

Издав отчаянный крик, Франц захлебнулся собственным воплем.

Эхо разлетелось по туннелю, раздробившись о скалы.

«…ите-е-е!…е-е!»

Тишина.

Франциск поджал под себя ноги и уткнулся носом в плед на коленях брата. Вот так. Совсем как в их спальне. Теперь, когда он сдался, немного лучше. Только спать хочется. Сильно.

«Не спи», – шептал голос в мыслях.

Филипп мог выдержать и не уснуть, но Франц всегда был слабее. Он не устоит. Нет, не устоит.

«Я немножко. Чуть-чуть».

Он всегда так говорил, когда тайком таскал сахар. Если немного – никто не заметит.

«Франц, поднимайся!»

«Не могу…» – признался мальчик. А тело отозвалось эхом, переиначив:

«Не хочу…»

Франциск не заметил, как провалился в пустоту. Он был между «здесь» и «там» – и, пожалуй, сам не ведал, кто он и где. Забыл. Обо всем забыл. Остался только белесый туман: будто облака тополиного пуха покачивались перед лицом, кружили, летали. Обрывки слов. Обрывки звуков.

Кто-то его тормошит.

Не может быть.

Снова – отголоски эха. Слова, обрывки фраз.