– Поэтому он назначил его всего лишь управляющим средствами. Это должно было обезопасить наше будущее. Ведь он знал также, что моя мама… что она не в состоянии… позаботиться. – Паузы между словами становились всё длиннее, и вот Генри погрузился в задумчивое молчание.

– Я знаю, – прошептала я.

Вот в этом была моя роковая ошибка. Генри перестал меня гладить и наморщил лоб:

– Что ты знаешь?

– Что у твоей мамы есть некоторые сложности, – сказала я.

– Да это ты очень мягко выразилась. – Он сделал шаг назад. – Прочитала об этом в блоге Леди Тайны?

– Нет, представь себе, иногда я обхожусь и без него. Это стало понятно из наших с тобой разговоров, да и, кроме того, Грейсон мне немного… – О нет! Кажется, я только что заложила его лучшего друга. – Намекнул, – неуверенно закончила я.

– Ах вот как? – Генри скрестил руки на груди и прислонился к могильной плите некого Альфонса Г. Оппенгеймера.

– Он лишь хотел помочь. Пробудить во мне сострадание… – поспешно пробормотала я.

– И как? Пробудил? Сострадаешь?

Кроме насмешки в голосе Генри сквозило нечто иное, определить, что именно, я не могла. Обида? Ярость?

– Да, – сказала я, прекрасно понимая, что именно этого он сейчас слышать не хотел.

И действительно, Генри издал безрадостный смешок, перепрыгнул через могилу Альфонса Г. Оппенгеймера и приземлился на следующую широкую плиту из белого мрамора.

– Как же я благодарен Грейсону! Сочувствие – прекрасная основа для крепких отношений.

На какой-то момент я замешкалась, но затем последовала за ним. На могилы я старалась не наступать, хотя в общем-то во сне это было необязательно и меня совершенно не волновало, затопчу ли я случайно воображаемые фиалки на могиле Альфонса Г. Оппенгеймера.

Когда я приблизилась к Генри, он даже не взглянул на меня. Что ж, он разозлился, потому что я ему посочувствовала. Честно говоря, вряд ли на свете нашёлся бы хоть один человек, который в подобной ситуации испытывал бы другие эмоции. Как Генри вообще мог меня в этом обвинять?

– Никогда раньше ты не делился со мной ничем личным, – медленно сказала я. – Ты заметил? Это впервые.

Ответа не последовало. Ясно, моего сострадания ему не нужно. Я глубоко вздохнула. Ладно, окажу ему эту услугу. Я изменила тон:

– Не хочу показаться неблагодарной, но я всё же не совсем понимаю, где связь между твоей историей и дамой в джакузи. Не мог бы ты чуть поподробнее остановиться на этом моменте.

Губы Генри растянулись в саркастической усмешке.

– Ну я же говорил, ты этого не поймёшь. – Он снова скрестил руки на груди, и теперь я приняла такую же позу.

– Я всё ломала голову, прикидывала и так и сяк, но вот никак не пойму, как семейные обстоятельства принуждают тебя… э-э-э… флиртовать с голой женщиной. И естественно, я задаю себе вопрос: что бы ты ещё сделал, если бы я не плюхнулась в джакузи между вами.

Генри чуть прищурил глаза.

– Всё, что было необходимо, – тихо, но уверенно сказал он. – Мне жаль, если тебя это обижает. Но я чётко различаю, где сон, а где реальность. А вот ты, кажется, нет.

Я, оторопев, уставилась на него:

– Что-что? Генри, серьёзно, что бы ты сделал, если бы во сне я стала крутить с кем-то роман?

Генри пожал плечами. Если раньше выражение его лица отображало всю гамму эмоций, то сейчас взгляд его стал совершенно непроницаемым. Будто маска.

– Что ж, во-первых, я бы об этом и не узнал, потому что не стал бы шпионить за тобой, словно ревнивый дракон, а во-вторых, мне кажется вполне нормальным сохранять хоть парочку тайн в любых отношениях. Иначе эти отношения становятся такими… скучными.

Я прикусила губу:

– Понимаю.

Прежде всего, я понимала, что он делает это нарочно. Вот только я совершенно не знала – зачем. Всего несколько минут назад мне казалось, что мы движемся к примирению. А сейчас он будто хотел любым способом от меня избавиться. Это было ни капли на него не похоже. Что-то здесь явно не так.

– Тогда наши представления о том, какими должны быть отношения, полностью противоположны, – тихо сказала я.

Он кивнул:

– Да, боюсь, ты права.

Какое-то время мы молча глядели друг другу в глаза, а затем он тихо сказал:

– Ты мне действительно очень нравишься, Лив, но в моей жизни есть вещи, которые тебя не касаются.

– Одна из них – это, например, Би в джакузи?

– Например, да.

Я вдруг почувствовала полное спокойствие. Сочувствие, страх, гнев – ничего не осталось. Как будто внутри меня кто-то разом задул все свечи.

– Хорошо, что мы об этом поговорили, – сказала я и чуть не процитировала одну из мудростей мистера Ву: «Когда нет единства в основных вопросах, строить планы бессмысленно».

На этот раз изречение моего учителя подходило просто прекрасно. Но я его всё равно не произнесла.

– Что ж, тогда между нами всё кончено? – спросил Генри.

Я кивнула:

– Да, тогда между нами всё кончено. Если это то, чего ты хочешь.

Даже теперь лицо Генри не дрогнуло. Он едва глядел в мою сторону. Я отвернулась и поискала дверь в коридор. Она находилась впереди, возле цветущей вишни. Как мило со стороны Генри, что он решил порвать со мной на таком прелестном весеннем фоне. Или, скорее, решил вынудить меня с ним порвать. Не хватало лишь подходящего музыкального сопровождения. Пока я шла к двери, мне казалось, что колени вот-вот подкосятся и я с безутешным плачем рухну на землю. Но ничего подобного не произошло. Слёзы исчезли. Всё внутри превратилось в большую чёрную дыру.

Переступая через порог, я не могла устоять перед искушением, и оглянулась. Генри так и не сдвинулся с места. Он сидел на мраморной плите так неподвижно, будто и сам был высечен из мрамора.

Мия оказалась провидицей. Ни один человек, и даже она сама, не заметил, что меня подменили, и теперь вместо Лив действовал самый настоящий клон. Но моя сестра была единственной, кто время от времени бросал на меня внимательный взгляд, как будто ощущая, что со мной что-то не так. Попыток удушить меня подушкой она пока что больше не предпринимала.

Неделя выдалась очень странная. Прежде всего потому, что я вообще слабо понимала, как мне удалось её пережить. И при этом никто не заметил, что рядом с ними была вовсе не настоящая Лив, а ужасный клон-заменитель, который вставал с кровати каждое утро, будто ничего не случилось, пил грейпфрутовый сок, который выжимала для меня Лотти, ехал в автобусе в «Академию Джабс», обедал с Персефоной, а вечером делал домашние задания. Настоящую Лив я тем временем закрыла в тёмном углу вместе с её разбитым сердцем. Вот там пусть и чувствует себя хоть самой несчастной девочкой на свете, пусть размышляет о потерянной любви и выплакивает все слёзы. Мне-то что!