Так они и сделали. В этот раз лошадьми правил Итан, направляя упряжку в сторону Лондона. На обратном пути он не сказал и пары слов, она тоже. Да и что говорить после того, что было сказано и обсуждено ночью?

Когда они приехали, не было даже поцелуя на прощание, поскольку Ходжес и один из лакеев наблюдали за ними с плохо скрываемым интересом. Итан спустился, чтобы проводить ее до двери, склонившись над ее рукой, давая понять, что они вернулись с обычной прогулки. А потом уехал, громко щелкнув поводьями, и копыта Грома и Молнии застучали по булыжной мостовой.

Слуги, благослови их Бог, говорили мало, выразив удовольствие ее возвращением и спросив, чем они могут ей услужить.

Сначала она попросила ванну — горячую мыльную ванну, которая во многом восстановила ее силы, во всяком случае, физические. За ванной последовал завтрак, потом пара часов сна до полудня, когда она проснулась, чтобы одеваться к полднику с Давиной, назначенному на два часа.

«Неужели он уже забыл меня? — гадала она. — Я дала ему свободу. Испытывает ли он облегчение, что удалось легко отделаться?»

Наверняка да.

«Не сглупила ли я, что отказала ему?»

Конечно, она защищала себя. И все же не слишком ли поздно для таких предосторожностей? И если б она могла повернуть время вспять, повела бы себя иначе?

Не в отношении брака, решила Лили. В этом вопросе ее мнение неизменно. Слишком большой риск, слишком велика вероятность разочарования и сердечной боли. Ведь Итан предложил брак только из чувства вины и непоколебимого чувства долга.

«Мы бы сделали друг друга несчастными, разве нет?»

И все же прошедшей ночью она была далеко не несчастна. Итан открыл для нее мир наслаждений, которых она никогда не испытывала. Она могла бы остаться в этом восхитительном мире, если б согласилась на предложение сделаться его любовницей.

Но лучше все-таки быть свободными, сказала она себе. Ей не нужно, чтобы Итан Андертон смешал ее тщательно выстроенные планы и мучил ее томлениями и желаниями, пробуждаемыми изысканной роскошью его ласк.

Легче расстаться с ним сейчас, чем потом.

Вздохнув, она зачем-то разрезала маленькую булочку у себя на тарелке на три кусочка, не сделав попытки съесть хотя бы один.

— Что-то случилось? — спросила Давина мягким голосом.

Лили взглянула на подругу, с досадой осознав, что слишком глубоко ушла в свои мысли. Она попыталась сдержать обвиняющий румянец.

— Нет-нет, ничего. Просто задумалась.

Давина помолчала.

— Он очень красив, не правда ли?

— Кто?

— Твой маркиз.

— Он не мой маркиз. Что навело тебя на эту мысль? — Снова взяв вилку, она подцепила кусочек лосося. — Нет, наша вчерашняя прогулка была скорее всего последней. Я сильно сомневаюсь, что буду теперь часто видеть лорда Весси.

Подруга устремила на нее взгляд, в котором читалось сомнение.

— Тебе виднее.

— Да, именно так. А теперь, может, покажешь мне свои пуговицы?

— Что-нибудь еще, милорд?

Итан поднял взгляд от книги.

— Нет, Уэлк, спасибо. На сегодня можешь быть свободен.

Слуга поклонился.

— Спокойной ночи, милорд.

— Спокойной ночи.

Когда камердинер удалился, Итан вернулся к чтению, но прочел не больше трех строк и отложил книгу. Взглянув на мейсенские часы на каминной полке спальни, понял, что уже второй час ночи.

Он зевнул, тело тоже напомнило ему о позднем часе и том факте, что он мало спал прошлой ночью, не говоря уж об укусе пчелы и последующем приеме опия. Из какого-то мятежного духа противоречия, однако, он провел на ногах весь день.

Вернувшись домой утром, Итан принял ванну, переоделся и сытно позавтракал. Потом, игнорируя требование тела поспать, провел несколько часов за просмотром корреспонденции и решением деловых вопросов с секретарем.

Переодевшись в вечернее платье, он вновь покинул дом, отправившись в клуб «Брукс» выпить и сыграть партию-другую в карты с Тони, лордом Ховардом и еще парочкой своих приятелей. Всей компанией они удостоили своим посещением еще одно заведение Сент-Джеймс-сквер, где с удовольствием пообедали бифштексами и пирогом с жареной куропаткой. Вскоре после этого Тони отбыл на свидание со своей очередной любовницей, а Итан и остальные решили показаться на балу, славящемся свободными нравами и преобладанием женщин сомнительного поведения.

Он вывел в танцевальный круг нескольких женщин, чьи платья имели до неприличия низкие вырезы, а лица были размалеваны сурьмой и румянами, и неумеренный запах их духов ударял ему в ноздри, словно сомнительный аромат увядающих цветов.

Воспоминания о пахнущей свежестью и ванилью коже, о розовых щеках переплелись в его сознании, а тело жаждало робких и неумелых объятий девушки, которая ничего не ведает ни о грехе, ни о падении и у которой нет ничего общего с женщинами в этом зале, кроме их пола.

Внезапно почувствовав отвращение и к этим развратницам, и к себе самому, он уехал, вернувшись домой намного раньше того времени, когда светскому щеголю полагается ложиться спать.

У себя в спальне он снова вымылся с головы до ног, избавляясь от тошнотворного запаха жриц любви, после чего облачился в чистый халат, туго затянув пояс на талии. Взяв книгу с полки, Итан налил стакан портвейна и сел почитать в кресло у камина.

Но далеко не продвинулся, поскольку буквы и слова сливались в невразумительные линии, бессмысленные символы черных чернил, которые ничего не значили.

Лишь одно слово, одно имя было ясным и четким у него в голове.

Лили.

От одной лишь мысли о ней он вновь загорелся от желания, тело охватила горячка страсти. Если б он был уверен, что она будет ему рада, то оделся бы и поехал к ее дому, постучал бы в дверь и потребовал впустить его к ней в постель и в тело.

Но она отвергла его и как будущего мужа, и как любовника. Пусть это тщеславие, но правда заключалась в том, что еще никогда ни одна женщина не отказывала ему — только Лили. Он уже давно потерял счет женщинам, которые за все эти годы старались заманить его в свои сети, некоторые в погоне за богатством, другие — за титулом и статусом замужней дамы.

Прошлой ночью он хотел отдать все это Лили, готовый нарушить свой обет — составить лишь такую партию, которая удовлетворит его семью и подарит наследника. Амелия — прекрасный выбор для него по всем статьям; в ней есть все, что должно быть в благоверной супруге. Так почему же он даже не может вспомнить ее лицо? И почему, когда думает о ней, ему кажется, будто он предает Лили?

Глупо, поскольку Лили решила закончить их отношения еще даже до того, как они по-настоящему начались. Даже сейчас он не вполне понимает почему — ведь знает, что она желает его. Ни одна женщина не может изображать такую необузданную страсть и горячий отклик, которые она подарила ему в его объятиях, особенно женщина, которая была девственницей, пока он не забрал ее невинность. Если б у него и были какие-то сомнения на этот счет — а их не было, — пятна крови на простыне, которые он увидел утром, достаточное тому доказательство.