Так почему она отвергает его сейчас, когда целомудрия уже нет? Так сильно любила своего мужа? Неужели тот брак ей так дорог, что она хочет сохранить воспоминания о нем даже ценой собственного счастья и положения?

Что касается его, то ему следовало бы изгнать Лили из своих мыслей еще сегодня к середине дня. Одной ночи должно было хватить, чтобы умерить его аппетит, по крайней мере настолько, чтобы идти дальше, забыть ее и искать другую.

Но нет, их ночь любви лишь усилила его неукротимое желание, сделав его жажду еще острее и сильнее прежнего. Едва не застонав от досады, он захлопнул книжку и отшвырнул ее в сторону.

«Что мне нужно, так это поспать».

Подойдя к кровати, он сел на постель, которая уже была приготовлена и ждала его. Он наклонился вперед, чтобы задуть свечу, когда заметил сухую травинку, лежащую на прикроватной тумбочке, — ту самую унесенную ветром травинку, которую он снял с груди Лили, когда они ехали в Ричмонд. Найдя ее у себя в кармане нынче утром, он положил ее рядом с кроватью.

В нерешительности Итан взял травинку и долго вертел тонкий стебелек между пальцами. Поднеся к носу, вдохнул ее земной запах, вспоминая вчерашние приключения.

Обругав себя дважды дураком, он чуть не отшвырнул сухую травинку прочь. Но потом все же положил стебелек в ящик тумбочки и погасил свечу.

Вытянувшись под одеялом, он был уверен, что уснет мгновенно. Однако, несмотря на крайнюю усталость, прошел почти час, прежде чем сон наконец завладел им.

Три дня спустя, утром, Лили вышла из дома, чтобы прогуляться по площади и прилегающим к ней соседним улицам. Из соображений приличий и безопасности служанка семенила в нескольких шагах позади нее.

Хотя такое времяпрепровождение считалось в высшем свете не слишком модным, Лили все равно любила прогулки и совершала их всякий раз, когда выдавалось свободное время.

Конечно, здесь нет суровых, продуваемых всеми ветрами скал, холмистых, поросших травой просторов или пустошей с разбросанными по ним камнями, но в Лондоне тем не менее тоже есть немало интересного. По утрам молочницы и продавщицы свежей рыбы громко расхваливают свой товар. А позже, днем, всевозможные торговцы делают свои обходы, предлагая все что угодно — от превосходных чернил и чая до свежих цветов и певчих птиц.

Лили часто покупала цветы, а однажды приобрела пару красивых желтых канареек. В конечном счете она решила не приносить птичек домой из опасения, что Мозеру взбредет в голову устроить на них охоту.

Наверное, можно было бы пойти в один из парков и совершить променад вместе с другими дамами и джентльменами. Но она предпочитала одиночество. Что толку останавливаться каждые две минуты, чтобы принять участие в бессмысленной светской болтовне?..

Этим утром она обнаружила, что ей нужно не только отвлечься, но и размяться. Она неважно спала, мозг и тело терзали сны об Итане, после которых голова, казалось, была набита ватой, а плоть томилась от желания.

Вчера вечером на светском рауте она видела его.

Лили прихлебывала из бокала шерри. Она повернула голову и обнаружила Итана, стоящего на другой стороне комнаты. Тот разговаривал с красивой блондинкой и улыбался ее словам.

Подняв глаза, он встретился с ней взглядом, и улыбка на его лице угасла. Несколько долгих, мучительно долгих мгновений он смотрел на нее, опустив голову в безмолвном приветствии. Потом вернулся к своему разговору и больше ни разу не взглянул на нее.

Лили провела вечер в томительном ожидании, гадая, как поведет он себя дальше. Пригласит ли на танец? Попытается ли заманить в уединенный альков или темный сад, чтобы сорвать несколько поцелуев?

Но время шло, вечер близился к концу, а он так и не сделал ни того, ни другого, даже не попытался подойти к ней. Его поведение стало ответом на вопрос, не забыл ли он ее. Очевидно, маркиз утолил свою неистовую страсть той их единственной ночью в гостинице, и больше она ему не нужна. Разумеется, она сама виновата, ибо отказалась от заманчивого предложения стать его женой.

И все же…

Уходя, она поклялась себе, что покончила с их отношениями раз и навсегда. Но едва только легла в постель и веки сонно опустились, пришли предательские сны.

Терзая мозг. Терзая тело.

Она решила встать и выйти из дома как можно раньше.

Подставив лицо солнечным лучам, Лили неторопливо шла, надеясь, что прогулка прояснит ей голову и развеет тоску. Она уже обошла половину площади, приближаясь к особняку Пендрагонов, когда парадная дверь дома распахнулась.

Появилась баронесса Джулианна со своим маленьким сынишкой на руках и идущей следом няней. Позади них вышагивал высокий лысый человек-гора, держа в своих здоровенных ручищах изящно сделанную деревянную прогулочную коляску. Он нес ее так, словно эта штука весила не больше спички. Легко спустившись по ступенькам, он поставил свою ношу на тротуар, затем отступил в сторону, и женщина удобно усадила ребенка в коляску. Черноволосый малыш захихикал, захлопал в ладоши и засучил своими маленькими ножками, выражая восторг от предстоящей прогулки.

Почувствовав себя так, словно вторглась на чужую территорию, Лили решила, что ей надо пообщаться с этой дамой.

— Доброе утро, миледи, — сказал она, подходя поближе. — Вижу, вы везете мальчика на прогулку. Его зовут Кемпбелл, не так ли?

Джулианна обернулась. Ее неброскую красоту выгодно оттенял темно-синий цвет дневного муслинового платья, развевающаяся юбка которого не скрывала округлившейся формы живота, в котором рос новый младенец.

Приветливая улыбка расцвела на губах баронессы, когда она выпрямилась во весь рост.

— Да, верно. Как поживаете, миссис Смайт? Простите, но я вас только что увидела. Надеюсь, вы появились недавно?

Лили улыбнулась в ответ:

— Но успела заметить, что вы целиком поглощены предстоящей прогулкой.

Леди Пендрагон рассмеялась с добродушной веселостью:

— Выбраться с Кэмом из дома в последние дни стало целым событием.

— Кэм! — объявил мальчик, помахав своими маленькими кулачками в воздухе, потом заразительно рассмеялся. Его ярко-зеленые глаза были точной копией отцовских.

Губы Джулианны изогнулись в снисходительной улыбке.

— Ему ужасно нравится собственное имя, и он повторяет его при каждой возможности. Другие его любимые слова — «мама», «папа» и «Бен-Бен», игрушечный заяц.

— Бен-Бен! — повторил Кэм, но улыбка на его прелестном личике сникла, когда он огляделся вокруг и не увидел игрушку. — Бен-Бен. Бен-Бен.

— Порой я даже не могу сказать с уверенностью, кого он любит больше — маму, папу или Бен-Бена, — развела руками Джулианна.

Наклонившись, она протянула руку к кармашку на коляске позади ребенка и вытащила мягкого зайца из коричневого бархата с вышитыми голубыми глазками, розовым носиком и усиками.