– Что, опять в гости к стражу?

– Ни в коем случае. На этот раз – кое-что совсем другое.

Дон Хуан спокойно набил трубку, раскурил и протянул мне. У меня не было никаких предчувствий или опасений. После того как я выкурил трубку, дон Хуан забрал ее у меня и помог мне встать. До этого мы с ним сидели напротив друг друга на двух циновках, которые он положил посреди комнаты. Он сказал, что мы идем немного погулять, и слегка подтолкнул меня к двери. Я шагнул, ноги подкосились, и я рухнул на колени. Дон Хуан взял меня под руку и снова поставил на ноги.

– Ты должен идти. Вспомни, как ты встал прошлый раз. Иди тем же способом. Используй волю.

Но я словно врос в землю. Попытавшись сделать шаг правой ногой, я чуть было не потерял равновесие. Слегка поддерживая под правую руку, дон Хуан подтолкнул меня к двери, но ноги не держали, и я непременно расшиб бы лицо, если бы он вовремя не схватил меня за руку, смягчив падение. Он крепко взял меня под правую руку и прислонил к себе. Я ничего не чувствовал, но был уверен, что моя голова лежит у него на плече, потому что видел все под наклоном. Он вывел меня на веранду и начал водить по ней. Дважды мы с трудом обошли ее, но в конце концов я отяжелел настолько, что он уронил меня на пол. Я знал, что теперь ему не под силу сдвинуть меня с места. Я чувствовал, как что-то во мне словно наливалось свинцом. Дон Хуан даже не пытался меня поднять. Какое-то время он смотрел на меня; я лежал на спине к нему лицом. Когда я попытался ему улыбнуться, он засмеялся, а потом наклонился и хлопнул меня по животу. Ощущение было очень странное – не боль, не что-то неприятное, но что-то, о чем я не знал даже как подумать. Что-то вроде толчка. Сразу же после этого дон Хуан принялся меня катать. Я все так же ничего не чувствовал, но увидел, как вся веранда вдруг пришла во вращательное движение. Уложив меня наконец в требуемое положение, он отошел на пару шагов.

– Вставай! – приказал он. – Вставай так, как в прошлый раз, не морочь мне голову, ты знаешь, как нужно вставать. Встал! Ну!

Я настойчиво пытался вспомнить те действия, которые выполнял в таких случаях. Но я не мог ясно думать. Было так, как будто мои мысли имели собственные желания, как бы сильно я ни старался контролировать их. Наконец мне пришла в голову мысль, что если я скажу: «Встаю», как делал это раньше, то я непременно встану. Я сказал «Встаю», громко и отчетливо, но ничего не случилось.

Дон Хуан посмотрел на меня с явным недоумением, обошел вокруг и направился к двери комнаты. Я лежал на левом боку, лицом к входной двери, через которую был виден двор перед домом. Когда дон Хуан скрылся из виду, я тотчас же решил, что он ушел в комнату, и громко позвал:

– Дон Хуан!

Он не отвечал.

Мною овладело непреодолимое чувство бессилия и отчаяния. Я хотел встать. Я говорил «Встать» снова и снова, как будто это было магическим словом, которое могло заставить меня сдвинуться. Но ничего не случилось. Я был расстроен и раздражен. Мне хотелось биться головой о дверь и плакать. Я проводил мучительные минуты, когда мне хотелось двигаться или говорить, но я не мог ни того, ни другого. Я был неподвижен, буквально парализован. Наконец мне удалось промычать:

– Дон Хуан, помоги!

Дон Хуан вернулся и уселся передо мной. Он засмеялся и сказал, что я впадаю в истерику и что все мои переживания не имеют никакого значения. Подняв мне голову и глядя в глаза, он сказал, что я поддался постыдному страху, и велел прекратить панику.

– Не усложняй себе жизнь, – сказал он, – выбрось из головы все, что лишает тебя душевного равновесия. Успокойся и приведи себя в порядок.

Он опустил мою голову на землю, перешагнул через меня, и я услышал шарканье его сандалий; больше я ничего не мог воспринимать. Он опять ушел.

Первым моим побуждением было снова начать беситься. Но энергии на это не хватило. Вместо этого я обнаружил, что вхожу в состояние редкостной ясности, и испытал чувство огромного облегчения. Я понял, в чем заключается сложность моей жизни, которую имел в виду дон Хуан. Это – мой маленький сын. Больше всего мне хотелось быть ему настоящим отцом. Я представил, как буду выковывать его характер, гулять с ним, вообще – «учить его жизни». Но мысль о том, что мне придется принуждать его вести образ жизни, подобный моему, была мне отвратительна. Тем не менее, став «примерным отцом», я неизбежно вынужден буду заниматься именно этим – заставлять его жить так, как удобно мне, либо силой, либо при помощи того хитрого сочетания аргументов, которое у нас принято называть «пониманием».

Надо оставить его в покое, подумал я, и не цепляться к нему. Я должен предоставить ему свободу.

Мысли о сыне ввергли меня в депрессивное состояние. Я начал всхлипывать, глаза наполнились слезами, и изображение веранды поплыло. Вдруг очень захотелось встать и найти дона Хуана, рассказать ему о малыше и все объяснить. В следующее мгновение я уже смотрел на то, что меня окружало, из нормального положения – я стоял на ногах! Повернувшись к двери, ведущей в комнату, я увидел дона Хуана. Он стоял прямо передо мной. Я понял, что он стоял здесь все время и никуда не уходил.

Я чувствовал, что иду, и, видимо, сделал несколько шагов, так как явно приблизился к дону Хуану. Дон Хуан подошел ко мне и взял под руки. Его лицо находилось совсем рядом.

– Молодец, очень хорошо! – похвалил он.

В то же мгновение я вдруг осознал, что происходит нечто совершенно необыкновенное. Сначала показалось, что я просто вспоминаю случай многолетней давности. Тогда я тоже смотрел на лицо дона Хуана с очень близкого расстояния после курения смеси. В тот раз мне казалось, что я вижу его лицо так, словно оно находится в прозрачном сосуде с водой. Оно было огромным, светящимся и состояло из чего-то текучего и непрерывно двигавшегося. Но тогда эта картина исчезла, едва мелькнув перед глазами, и я ничего не успел запомнить. Сейчас, однако, дон Хуан держал меня, чтобы я не упал, и времени на то, чтобы разглядеть его лицо, было предостаточно. После того как я смог встать и повернуться, я ясно увидел дона Хуана – знакомого мне дона Хуана. Он подошел