– Что-то похожее? – Я так быстро вскакиваю из-за стола, что опрокидываю стул. – Это было то же самое! В точности!

– Что ж, жаль, что я этого не видела, – сухо говорит Джессика. – Жаль, что нет свидетелей. Но… – она замолкает, а потом берёт пробирку и приподнимает её, разглядывая на свету.

– Но что?

Она вдыхает через нос и кладёт пробирку обратно.

– Есть кое-что. Пока что это только теория, но я над этим работаю. Видишь ли – до сих пор просто не было никакого способа извлечь подходящий Т-клеточный антипатоген из крови с иммунитетом и воссоздать его, чтобы изготовить лекарство, но если мистер Мэш выздоровел, то…

Джессика пускается в объяснения, и её лицо делается таким оживлённым, каким я никогда его не видела. Она рассказывает нам о том, что может быть – возможно – ключом к лекарству. Честно говоря, я ни слова не понимаю и чувствую облегчение, когда примерно полминуты спустя она договаривает:

– Это теория. До сих пор нам не удавалось её проверить, и это всё равно займёт месяцы, но, что ж… мы в отчаянии.

– Месяцы? – переспрашивает Рамзи, до сих пор помалкивавший.

Джессика печально кивает.

– Возможно, дело в нечистокровном ДНК мистера Мэша. Сейчас многих собак разводят так, чтобы они были идеальными представителями своей породы. Но мы не знаем, какие собаки намешаны в ДНК Мэшика. Если он не абсолютно уникален, то очень необычен уж точно. Но без доказательств, что у него наверняка была ЭПП, мне придётся делать всё самой. Это займёт время, и мне придётся подключить кое-какие связи среди нанотехнологов, и…

– Как долго?

Джессика поджимает губы.

– Три месяца? Четыре? Сначала нужно вырастить культуру патогенов и подать…

Её снова понесло. У меня такое чувство, будто мой желудок рухнул на пол.

– Значит, слишком поздно. Как ты и сказала.

Она долго смотрит в кухонное окно, прежде чем ответить.

– Слишком поздно для собак. И слишком поздно для многих людей. Но некоторых из нас это спасёт. То есть, если моя теория верна. Четыре месяца максимум – и у нас будет лекарство. Я надеюсь.

– Сколько погибнет до этого? – спрашивает Рамзи.

Джессика не отвечает.

Папа поднимается из-за стола и включает чайник, чтобы выпить очередную чашку чая.

– Эх, если бы, Джорджи! – говорит он наигранным шутливым тоном. – Если бы машина времени той тронутой старухи действительно работала, а? Мы бы увидели, как это всё обернулось, а?

Ага. Если бы…

Уже без десяти восемь, и я, Рамзи и Клем быстро идём по верхнему полю, а Рамзи каждые тридцать секунд проверяет время, чтобы оказаться дома ровно в восемь и избежать гнева тётушки Нуш.

Мы дошли до маминого дерева и собираемся разделиться: Рамзи пойдёт навстречу жуткой судьбе, уготованной ему тётушкой Нуш, я – проведать мистера Мэша, а Клем – ещё немного поработать над своим дурацким автодомом.

Клем говорит:

– Вы двое что, забыли, какой сегодня день? – и я пожимаю плечами, а Рамзи в очередной раз смотрит на телефон.

– Ага. Это день, когда я встречу неминуемую смерть от руки тётушки Нуш. Я должен был быть дома несколько часов назад.

Клем, ухмыляясь, достаёт из кармана жёлтый клочок сложенной бумаги, и мы с Рамзи ахаем в унисон. Поверить не могу, что забыла об этом. Правда… мне было на что отвлекаться.

– Результаты Ньюкаслского Джекпота будут в восемь, – говорит Клем, вытаскивая телефон. – Давайте узнаем, станем мы миллионерами или нет.

Рамзи уже разговаривает по телефону с тётушкой. Не знаю, что он ей говорит. Хотя вообще-то знаю: по одному его тону понятно.

– Я знаю, тётушка, знаю. Прости, прости, я с Джорджи, мы забыли про время. Я дам трубку её отцу…

Рамзи передаёт телефон Клему и шепчет:

– Притворись вашим отцом. Скажи, что скоро проводишь меня домой. Она всё равно не поймёт.

Клем удивлён, но не отказывается и снова понижает голос.

– А, здравствуйте, миссис Рахман, это Роб Сантос. С Рамзи всё в порядке, и я, конечно, скоро провожу его домой. Мои глубочайшие извинения за неудобства. Хорошего вечера.

Звучит совершенно не похоже на папин голос, но Рамзи уже снова взял телефон, и, спасло его это от наказания или нет, по крайней мере ещё немного времени у него теперь в запасе есть. Клем уже зашёл на сайт Ньюкаслского Джекпота.

Странное место, думаю я, для того чтобы узнать, стал ты миллионером или нет: мы сидим на травянистом пригорке под деревом на липкой вечерней жаре и таращимся в Клемов телефон. На экране вращается огромная круглая ёмкость, перемешивая пятьдесят шариков с номерами.

Фоном к голосу невидимого диктора играет напряжённая музыка. Голос у диктора тёплый, ньюкаслский.

– Всем удачи! Сегодня мы узнаем результаты Ньюкаслского Джекпота на двадцать седьмое июля. Ждём первый номер.

Клем подносит билет к телефону, чтобы мы могли сверять номера, хотя я осознаю, что уже помню их наизусть: 5 – 22–23 – 40–44 – 49.

Музыка продолжается: тум-тум-тум-тум-тум – беспрестанный напряжённый стук.

А потом механизм выплёвывает шарик, и он катится по жёлобу, вращаясь слишком быстро, чтобы можно было разглядеть номер, пока шарик не останавливается, и диктор произносит:

– И первый номер сегодня… номер сорок!

Я не дослушиваю. Я просто знаю, что номера совпадут. Быстро дыша, я встаю и несколько раз обхожу вокруг маминого дерева. Я всё ещё слышу голос диктора. Клем стискивает кулак и восклицает «Да-а!», а Рамзи молчит, разинув рот.

– Номер двадцать два!

– Номер сорок девять!

Мне что-то нехорошо. Не из-за перспективы выиграть такую кучу денег. Ну, не только из-за перспективы выиграть такую кучу денег. Но из-за обещания, которое я дала себе в случае, если окажется, что доктор Преториус всё это время говорила правду.

Я пыталась выбросить это из головы (без особого успеха, надо заметить), но теперь это становится реальным.

– Номер пять!

– О Господи, – вопит Клем.

– Номер сорок четыре!

Тут я опускаюсь на колени. Мои ноги просто перестают меня держать, когда я жду следующего номера – я уже знаю какого.

– И наконец… номер двадцать три! И этим завершается…

Остальное я не слышу. В ушах у меня стоит звон, и я отстранённо подмечаю, что Рамзи и Клем вскочили на ноги, обнимаются и кружатся, радостно вопя, а потом я присоединяюсь к ним, хотя мои мысли далеко-далеко отсюда.