– То есть убить его, а? – кричу я. – Разве ты не понимаешь? Я от этого его и спасла вообще-то!

Клем не кричит на меня в ответ. Он откладывает гаечный ключ и прислоняется к верстаку, качая головой.

– Но ничего хорошего из этого не вышло, не так ли, Джорджи? Все остальные собаки из Сент-Вуфа теперь спят в собачьем раю, а бедный мистер Мэш блюёт, писается и какается не сходя с места, а нам приходится наблюдать за этим. Это жестоко, Джорджи.

Я ничего не могу ответить. Конечно, он прав. Я знаю, что должна сделать. Мы молча стоим, а по радио передают новости.

Я не могу сдержаться. В меня словно вселилась какая-то другая Джорджи – я хватаю приёмничек с верстака и швыряю на землю.

– Хватит! Хватит! Хватит! – визжу я и наступаю на радио резиновым сапогом. Клему хватает ума не вмешиваться. Он просто отворачивается, возвращаясь к автодому, а я выбегаю из мастерской, несусь по полю к амбару и врываюсь в место заточения мистера Мэша.

Он лежит на полу и слабо виляет хвостом, когда я подбегаю к нему, забыв про осторожность и все правила, обнимаю, зарываюсь носом ему в уши, отчаянно пытаясь учуять его неповторимый собачий запах, но ощущая лишь антисептик, и повторяю раз за разом:

– Мне так жаль, мне так жаль.

Не знаю, сколько я так сижу. Наконец я отодвигаюсь, опираюсь спиной о деревянную стену амбара и достаю телефон. Я с трудом сглатываю и пролистываю контакты до «ПРЕП. МОРИС КЛЕГХОРН».

Я мысленно репетирую, что скажу викарию.

«Простите, викарий…»

«Я знаю, что вы уже знаете, что это были мы с Рамзи той ночью…»

«Мне нужно, чтобы к нам в амбар пришла ветеринар…»

«Ей надо…»

Я просто не могу сказать это, даже мысленно. Мой палец завис над именем викария. Может, если я просто нажму на него и начну разговор, всё выйдет как-нибудь само?

Я прислоняюсь головой к деревянной стене, чтобы всё обдумать. В последнее время я так плохо сплю, что чувствую, как веки закрываются сами по себе.

Когда немного позже я просыпаюсь, всё так же прислоняясь к стене, тени в амбаре сделались длиннее, а шея у меня затекла от неудобной позы.

Меня разбудил телефон. Он вибрирует на пыльном полу.

Я начинаю печатать ответ, но не успеваю я его закончить, как слышу, что деревянная дверь с треском открывается, и вот Рамзи уже присаживается рядом со мной на корточки.

– Привет. Выглядишь ужасно.

– Спасибо, Рамз. Очень мило.

– Даже Мэшик выглядит лучше, чем ты.

– Эй, это уже перебор.

Я смотрю на мистера Мэша – он впервые за много дней сидит.

Я медленно поднимаюсь на ноги.

– Мэшик?

Он стучит хвостом по полу, а потом вскакивает на все четыре лапы, натягивая верёвку, которой привязан. Это больше движений, чем он совершал за многие дни.

Он не выздоровел. Он не может выздороветь. Я напоминаю себе, что это смертельное заболевание.

Но… можно ли осмелиться надеяться?

Я пишу сообщение Клему, и он немедленно приходит и стоит, сложив руки на груди. Он почёсывает клочковатую бородку и глядит на мистера Мэша так, как обычно смотрит на работающий вхолостую мотор. Клем никогда не любил мистера Мэша так, как я, но это не значит, что ему плевать.

Наконец он говорит:

– Я не ветеринар, но он определённо выглядит получше.

Значит, мне не просто показалось.

– Как? – спрашиваю я. – В смысле – ЭПП, она же неизлечима.

Брат пожимает плечами.

– Без понятия. Но ты не очень-то обольщайся, Джорджи. Скорее всего, он не выздоровеет. Но сказать трудно. Может, мистер Мэш…

– Что?

Клем глядит на мистера Мэша – тот по-прежнему стоит, виляя хвостом.

– Ну… – говорит Клем. – Может, он устойчив к этому вирусу, по какой-то причине. В смысле, скорее всего, это не так. Но не знаю… может, его иммунная система или что-то в этом духе… – он замолкает и пожимает плечами.

– Это вообще возможно? – спрашивает Рамзи.

Клем по-прежнему выглядит задумчиво и мотает головой.

– Сомневаюсь. Но я к тому, что… а вдруг это ключ? Вдруг где-нибудь у него в крови, или в клетках, или в ДНК, или где там есть особый компонент. Может, наш Мэшик мог бы… не знаю?..

Другой голос добавляет:

– Спасти мир? Даже если это правда, теперь уже поздно.

Мы трое оборачиваемся и видим в дверном проёме силуэт Джессики. Видимо, она уже некоторое время за нами наблюдала.

– На кухню, – говорит она. – Живо.

Теперь все знают. Мы сидим вокруг кухонного стола: я, Джессика, папа, Клем и Рамзи. В центре стола стоит очередной мотор – на этот раз от папиного пикапа, который что-то забарахлил. А ещё – лежит длинная и тонкая, как карандаш, пробирка, наполненная кровью мистера Мэша, которую Джессика только что набрала шприцом.

Мы рассказали папе всё о том, как украли мистера Мэша.

Если я ожидала огромного нагоняя, и домашнего ареста, и отмены карманных денег, и звонков папе Рамзи, и викарию, и полиции, и всякого такого, что ж… этого просто не произошло.

(На самом деле я могла бы поклясться, что папа ухмылялся, когда я рассказывала ему, как полицейский упал в яму с какашками. Он пытался сдерживаться и порозовел от усилий, пока Джессика не пнула его под столом. Кажется, Джессика-то уж точно не улыбалась, но тут ничего нового.)

Я указываю на пробирку с кровью на столе.

– Теперь всё может закончиться. Правда?

Джессика вздыхает. Она говорит своим спокойным и медленным, как у учительницы, голосом.

– Послушай, Джорджина. Это всё в новинку – в новинку для всех. Даже если выяснится, что мистер Мэш действительно выздоровел от ЭПП – что весьма маловероятно, даже невозможно – то…

– Мы знаем, что выздоровел! – говорю я. – Ты же его видела!

– Пока что слишком рано судить. Возможно, у него период ремиссии, это когда симптомы ослабевают на время. – Джессика кажется печальной. – Хотя я не слышала, чтобы такое случалось. – Она качает головой. – В любом случае. Это не значит, что он исцелился. Мы даже не знаем наверняка, что у него была ЭПП. У него не брали анализов. Это могло быть… не знаю, что-то похожее.