Недорослик с минуту еще пробовал возражать на языке жестов, очевидно надеясь переубедить Мак-Грегора. Наивный. Даже мне уже стало четко понятно, что объяснения заключались в том, что мой мужчина, собственно мужчиной и является, а значит, не положено, но сквозь толстую вивернячью лобовую кость и похренистичную ухмылку доводы не просачивались, и, наконец, посланец замер с остановившимся взглядом.

— Вызывает командный центр, — хмыкнул Киан, и действительно минуту спустя рисе отмер и опять позвал меня за собой, больше не возражая против сопровождения.

В боковой ход мы свернули, не достигнув отведенной нам «спальни», и еще, как мне показалось, чрезвычайно долго топали по темным коридорам, сворачивая и, могу поклясться, петляя и заморачивая голову, а учитывая, что передвигаться приходилось в полусогнутом состоянии, моя поясница вскоре взмолилась о пощаде.

— Что ты имел в виду под «живут столько раз», — придумала я отвлечь себя интеллектуальной беседой от нытья мышц.

— Слухи ходят, что маткам рисе, когда они физически стареют, подбирают новое юное вместилище. Сознание берут и перемещают туда, и она просто продолжает жить дальше.

— Круто, конечно, — пробормотала я поежившись, — но, блин, жутко.

В конце концов, наш проводник решил, видимо, что достаточно задурил и заблудил нас, и вывел-таки к некоему помещению, разглядев содержимое которого, я инстинктивно захотела попятиться.

Практически вся площадь пола была тут вымощена копошащимися телами рисе, они создавали в нем подобие живого ковра, а в центре него располагался особенно большой клубок переплетенных между собой созданий, будто некий кокон, из которого только и торчала чья-то большая безволосая голова с закрытыми глазами. Здесь было еще темнее, чем в коридорах, но странным образом я могла разглядеть все, не особенно напрягаясь, не четко и в красках, коих тут в принципе и не было, а словно смотрела сквозь экран камеры ночного виденья на черно-белое изображение.

Наш сопровождающий помчался к живому кокону, нисколько не смущаясь наступать на своих соплеменников, махнул мне следовать его примеру и исчез, как растворившись в сотнях остальных перепутанных себе подобных.

— Да ну на хрен! — передернулась я. — Не стану я наступать на этих ребят.

При звуке моего голоса башка сверху клубка резко повернулась в мою сторону, и я поняла, что глаза у этой, судя по всему, матки не закрыты, их просто нет, вроде как у пещерных рыб, а по ее окружению прокатилась волна какого-то невнятного шипения, несущего тревогу и угрозу, и вот они-то в меня и впились сотнями настороженных взглядов, а поперек тела снова железной хваткой сомкнулись руки виверна. Зараза, если бы не его надежное присутствие позади, то могла и обделаться на месте от всей этой картины, словно нарочно выдернутой из ужастиков, причем самых мною нелюбимых.

Куча-мала зашевелилась, вызывая невольное желание поморщиться и ломануться отсюда куда подальше, и из нее показалась еще и рука матки. У всех рисе они выглядели худосочными, ровными трубочками, как если бы почти не имели мускулов, и с очень длинными пальцами с широкими плоскими подушечками. Такой же была конечность и альфа-самки, только размерами побольше, а шевелящиеся, как без костей, пальцы напомнили мне здоровенное насекомое. Не мне судить о достоинствах и недостатках внешности иных видов, но довольно неприятное зрелище. Тем более что эта паукообразная кисть настойчиво велела мне приблизиться.

— Пусть дадут мне дорогу, — упрямо повторила я, указывая на рисе — половое покрытие.

Прекрасно, Летти, ты приперлась по приглашению в святая святых других существ, а еще и командуешь, указывая, на минуточку, слепой королеве, что там надо убрать. Не слишком умно и красиво, но наступать на живое создание, рискуя раздавить его к чертям, тоже не по мне. Я не тяжелая, но много ли этим субтильным рисе нужно?

После полуминутного молчания, копошащийся и дышащий ковер все же раздвинулся, создавая узенькую тропинку, и я, освободившись от удержания Мак-Грегора, шагнула внутрь помещения. И тут же покачнулась от неприятного ощущения, прошедшего сквозь меня. Это было как шагнуть сквозь воздушную завесу с холодной улицы сразу в жарко натопленную парную. Даже в мозгу слегка поплыло от горячего, дико влажного и отнюдь не пахнущего благовониями воздуха. Да уж, собравшись в таком количестве и при такой температуре рисе совсем не благоухали, хотя и настоящей вонью, говорящей о неимоверной антисанитарии, амбрэ было не назвать. Другая атмосфера, чуждая и создающая моментально на коже сплошную пленку собственного пота и практически повисших в тяжелом воздухе микроскопических капель жидкости, — вот что это было.

Сглотнув подошедший к горлу ком, я постаралась абстрагироваться от жары и вони и неторопливо приблизилась к матке. Ну и что мне сделать? Поклониться, произнести речь, упасть ниц? Нет уж, только не последнее. Под ногами что-то чавкало.

Прерывая мои раздумья насчет правил местного этикета, альфа-рисе резко переместилась впритык ко мне вместе со всем своим копошащимся коконом и, прежде чем я успела сдать назад, ни на кого не наступив или не споткнувшись, вскинула руку, взгромоздив мне ее прямо на макушку. Прикосновение ее кожи было почти обжигающим и цепким, как если бы мне на голову плюхнулась ловушка, вырезанная из изрядно подогретых камней, из которой вырваться вряд ли удастся, не пожертвовав целостностью черепа.

Но не с моим упрямством не попытаться. Стремительно присев, я рассчитывала выскользнуть, но не успела, ибо в мозгу полыхнуло, опустошая его и превращая в подобие чистого листа, где одна за другой начали проявляться тут же захватившие все мое внимание яркие картины.

Глава 24

Первым был Камень. Понятия не имею, откуда узнала это, но, однако же, это был именно он, заполняющий весь мысленный «экран». Он вибрировал и подрагивал, как если бы обладал собственным пульсом и дыханием, и излучал абсолютно осязаемую, интенсивную энергию, пропитывающую и пронизывающую собой все вокруг. Данный образ был понятен: магический булыжник, или чем он там является по факту, — источник, фундамент и связующая сила для всего. Можем идти дальше.

Камень отодвинулся, перестав заслонять весь обзор, но оставаясь все равно строго по центру, стал некоей переливающейся всеми цветами из возможных точкой отсчета, от которой начало расползаться просто невообразимое количество чуть извилистых нитей, напоминающих кровеносные сосуды, и к концу каждой было прикреплено живое существо. Разнообразие поражало: люди, или, по крайней мере, ими на первый взгляд они выглядели, подземные, что-то четвероногое, птицы, виверны, даже деревья. Постепенно все пространство заполнилось этой мерцающей сеткой, и один из концов уперся прямо в меня. Никаких новых ощущений за этим не последовало, и я решила, что это констатация факта: связь между мной и Краеугольным