– А что ты там делал? На турбазе? Как ты там оказался?

– Цветы отвозил. – Я покраснел, кровь бросилась мне в лицо. – После нашего с тобой разговора о Соне я постоянно думал о ней, о том, что с ней произошло и что пришлось перенести тебе. Вы же с матерью меня тогда…

– Ты прости… просто я в то время был не в себе.

И мой сын, вдруг повернувшись, положил обе свои длинные и тонкие руки мне на плечи, и мы обнялись. Слезы покатились по моим щекам. Я тогда только что вернул себе сына, а через несколько минут должен был подписать документы, которые разделят нас на многие тысячи километров.

– Может, останешься? – спросил я его, когда мы снова стояли друг напротив друга. Мимо нас, толкая, шли люди, кто-то просто прогуливался, кто-то куда-то спешил. Летний вечер располагал к отдыху, приятным впечатлениям, но никак не к драме или трагедии.

– Не, па. Извини. Все уже решено. Да и не могу я оставить мать после всего, что с ней произошло.

– В смысле?

– Ну… это… Она комплексует страшно, что он младше нее, ей до сих пор не верится, что все это не какая-нибудь сказка. Она даже в салон сегодня не пошла, ну чтобы не выглядеть там… Словно ей стыдно было.

– Перед кем?

– Да перед тобой, перед кем же еще?

– Она боялась, что я передумаю?

– Типа того.

Зазвонил Гришин телефон.

– Идем, ма. – И, обращаясь ко мне: – Нотариус пришел. Пойдем? Она ждет.

Я приехал в загородный дом Кострова, заехал к нему во двор и вышел, нагруженный пакетами. Герман встретил меня, принял два пакета. Фима жарил мясо на кухне.

– Квартиру надо обмыть, – сказал я, кивая на пакеты. Хотел, чтобы получилось весело, но не получилось. – Здесь вино, закуска, ну и всего понемногу…

– Какую еще квартиру? Ты когда успел-то?

– Потом расскажу.

И принялся выкладывать на стол бутылки, свертки.

Разговаривать о деле в присутствии Германа мы не могли, не хотели. Он это сразу понял, положив себе на тарелку еду, сказал, что привык есть перед телевизором, и удалился.

– Что за квартира? Я просто не поспеваю за твоими событиями, – произнес Фима, разливая вино по фужерам.

– Да это потом. Ты расскажи мне про Винника.

– Ох, там совсем мужская история. Этот Николай сначала жил с женщиной по имени Алиса. Но потом она, как он сказал, изменила ему, он не смог ее простить и ушел от нее. Алиса вышла замуж за своего любовника, уже беременная от Николая. Мужу она рассказала всю правду, и они уже вместе стали воспитывать Соню. Однако отцом официально считался Николай. Он давал деньги на содержание дочери и все такое. К тому времени Николай уже был женат на женщине по имени Вера, которая забеременела от него почти в одно время с Алисой…

– Да он ходок!

– Так вот. Он сначала не говорил Вере, что у него скоро должен родиться ребенок от Алисы, а потом все как-то само выяснилось, и когда Вера родила дочку через несколько дней после рождения Сони, то в знак какого-то протеста назвала ее точно так же.

– Бабы – дуры, – вырвалось у меня.

– Но муж Алисы вскоре бросил ее, но перед этим набрал кредитов, назанимал денег у ее друзей и оставил бедную женщину в съемной квартире и без средств к существованию. Николай, конечно, помогал ей как мог, но так уж получилось, что всю свою отцовскую любовь он все же направил на вторую Соню, на дочку, рожденную от законной жены Веры. Сестры знали о существовании друг друга, но не общались. Виной всему было, конечно, поведение взрослых. Алиса постоянно настраивала свою дочь против второй Сони, рассказывала ей, в каких чудесных условиях она живет, как папа любит ее и покупает все, что ей захочется. Что у нее есть своя комната, компьютер, что их семья часто ездит на море… Старшая Соня с детства ненавидела свою младшую сестру, и это чувство было уже у нее в крови. Но потом в жизни обеих сестер все поменялось. Жизнь – она удивительная штука. И вот спустя много лет, когда девочки были уже взрослые, Николай вернулся к Алисе. А Вера спокойно отпустила его. Она увлеклась садоводством, стала разводить розы, практически переехала на дачу. Николай часто навещал их с дочерью. Казалось бы, все устроилось, и все были счастливы. Но на самом деле счастливы были все, кроме старшей Сони. Хоть отец и вернулся к ним и теперь старался уделять ей внимание, она продолжала ревновать его к своей младшей сестре. И чувство стало просто болезненным.

– Подожди… – остановил я Кострова. – Ведь ты же хочешь показать мне их фотографии, да? Я угадал?

– Ты же сценарист, писатель. Да, ты прав. Вот, смотри, – и он положил передо мной две фотографии сестер. Не близнецы, конечно, но очень похожи. Причем они взяли черты лица отца.

– А что говорит сам Николай о смерти дочерей? Он кого-нибудь подозревает?

– Нет, конечно. Он верит, что это чудовищное стечение обстоятельств.

– Что-нибудь прояснилось в плане наследства? Быть может, девочек убила, грубо говоря, третья сестра, о которой и сам-то Николай ничего не знает.

– Ну ты точно сценарист, – вдруг закатился в тихом и веселом смехе Фима. – Третья сестра!!! Это же надо такое придумать!

– Но кто-то же убил обеих сестер.

– Понимаешь, все в этой семье как бы нашли то, что искали. Алиса вернула себе Николая. Вера выкупила соседний участок земли рядом с их дачей, Николай помог переоформить все это хозяйство на нее, и она с головой ушла в свои розы, выращивает их, часть продает, но в основном просто наслаждается жизнью. Она сдает одну из своих квартир, что остались ей от двух бабушек, к тому же Николай время о времени подкидывает ей денег, так что она ни в чем не нуждается. Я все это говорю к тому, что и Вера, и Алиса как бы вне подозрений. Николай, естественно, тоже. Я понимаю, если бы убили одну из сестер, то вторую бы могли заподозрить. Но убили обеих…

– Фима, я был сегодня на турбазе «Рыбка»… – И я рассказал о своей поездке, высказав предположение, что, вероятнее всего, в тот роковой вечер на турбазе было все же не десять, а одиннадцать человек. И одиннадцатым человеком могла быть как раз старшая сестра, которая, каким-то образом попав в круг друзей младшей сестры и узнав об их планах поехать на турбазу, приехала туда самостоятельно с целью как-то навредить младшей.

– Или наоборот, подружиться с ней, сблизиться, – неожиданно предположил Костров. – Но что-то пошло не так, быть может, между ними вспыхнула ссора или же они не поделили парня…

– Фима, ты очень хорошо думаешь о людях. Целью старшей Сони было навредить младшей, иначе зачем бы она заманила ее в сторожку, предварительно содрав плату за интимную услугу со сторожа? Она могла быть влюблена в моего Гришу… – сказал я, удивляясь тому, что эта светлая мысль пришла мне так поздно. – И для нее главным было опорочить невесту в глазах Гриши.