Есть прекрасные международные кампусы: Кембридж, Принстон, Оксфорд, Гарвард или Стэнфорд. К другим претензий гораздо больше, один из них — это французский кампус Орсе/Сакле, который критикуют иностранцы за плохую эргономичность. Кроме того, туда надо добираться старой пригородной электричкой, на пути которой часто случаются аварии и устраиваются забастовки. К тому же она не работает ночью, и обитатели кампуса отрезаны от столичных развлечений. Французский кампус никогда не был скоплением небольших деревень, кардинально отличаясь в этом от Кембриджа или Оксфорда, где даже при меньшем количестве студентов ночная жизнь очень разнообразна.

Мне посчастливилось участвовать в разработке и проектировании студенческих общежитий завтрашнего дня компанией Eiffage. Я сделал главный вывод, что любой ценой нужно избежать строительства «кампуса Франкенштейна», предназначенного всего лишь для «работы» из хорошо известной сатанинской триады «метро, работа, сон».

Почему нельзя жить и развлекаться внутри одного района? Французские пригороды страдают от этого недостатка, и кампусы были задуманы в соответствии с той же моделью. Когда американцы посещают нашу Политехническую школу, они с трудом пытаются разглядеть в ней французский Калтех, аналогом которого она пыталась стать. Здесь единственное развлечение, за исключением студенческих вечеринок, — это фургон с пиццей, приезжающий раз в три ночи. Разумеется, эта школа связана с военной тайной и несколько отгорожена от мира, но то же самое мы видим и в городке Жив-сюр-Иветт (кампус Национального центра научных исследований), который злые языки окрестили JPEG-сюр-Иветт из-за его безжизненности[181].

Однажды, поздним вечером 1953 года, в пабе «Игл» в Кембридже молодым ученым Уотсону и Крику пришла в голову идея, что ДНК имеет форму двойной спирали. Могло ли такое произойти во французском кампусе с его атмосферой мрачной подозрительности и полным отсутствием гостеприимства поздними вечерами?

Архитектор и в прошлом мэр Куритибы (Бразилия) Жайме Лернер воплотил идею многофункциональных кварталов в «метафоре черепахи». Он считает, что городская ткань со своими мини-деревнями (или городами в городе) похожа на пластины панциря черепахи. Вряд ли черепаха пришла бы в восторг, если бы у нее отдирали один за другим эти щитки, так и город не может считаться благополучным, если его кварталы разделены по принципу «метро — работа — сон».

Разделение произошло в ходе прошлой индустриальной революции, когда люди не желали жить в чаду заводских труб, но сегодня наступило время благожелательных городов. Это раньше город действовал нам на нервы, а сегодня он должен под нас подстраиваться. В пригородах молодежь прозябает в апатии, без надежд на будущее, там же когда-то влачили жалкое существование их родители, поколачивая своих детей и вымещая на них свою неудовлетворенность и раздражение. Здесь насилие передается от одного поколения к другому.

Город завтрашнего дня не станет соревноваться с природой, он будет тесно с ней сотрудничать. Иначе каждый квартал начнет загнивать и станет угрозой для здоровья всего города, как один больной орган повышает температуру всего тела. Эта идея нашла отражение в теории «городской акупунктуры», согласно которой точечные архитектурные решения могут оздоровить весь город.

Иллюстрацией действия города на нервы может служить трагическая кончина профессора Дэвида Маккея, который буквально рыдал в больнице перед самой смертью. Он не мог выспаться целую неделю, в его палате день и ночь стоял невыносимый шум[182]. Каждая капля человеческого горя стоит дорого, и нашей целью не является выяснение, кто больше страдает. Просто пришло время сказать, что уже сейчас можно снизить негативное влияние города на психику.

Эго является главным разрушителем на производстве, то же самое можно с полным правом отнести и к сексуальным отношениям. Эго говорит нам: «Дай мне то, чего мне больше всего хочется», а «Я» униженно просит: «Дай мне то, в чем я больше всего нуждаюсь».

Существует два типа взаимоотношений внутри семейной пары (или между сексуальными партнерами). Первый базируется на эго и «договоре» («Ты мне — я тебе» или «Услуга за услугу»), которым свойственен риск разрыва каждый раз, когда спрос и предложение не удовлетворяются; второй и редчайший тип базируется на безусловной любви.

Как правило, такие любящие люди не нуждаются ни в постановке диагноза, ни в помощи ученых. Хотя побудительные причины взаимного притяжения, привязанности и прекрасных взаимоотношений могли бы заинтересовать пары, желающие повысить свой романтический опыт.

Технологии соблазнения многочисленны и хорошо известны, особенно когда речь идет об отношениях мужчина-женщина, подтвержденных документально. Задолго до появления «пикаперов» разведывательные службы разрабатывали, оформляли в виде инструкций и оттачивали подобные технологии. Их целью было довести до высшей точки романтические отношения между мужчиной и женщиной, сделать ее эмоционально зависимой и вытянуть из нее максимум информации. Поскольку человек очень зависим от своих эмоций, огромное большинство механизмов соблазнения играют нам на руку. Чтобы сформировать у объекта прельщения зависимость, с ним разделяют сильные эмоции, желательно в течение долгого времени. Мы намного больше доверяем тому, с кем пережили самые значительные события своей жизни, и можем принять это за любовь.

Поэтому для соблазнения (пикапа) необходимо поставить мишень в сильную зависимость от дозированных эмоций, слов и вариантов поведения, которые ему необходимы, хоть он об этом и не догадывается. Эта методика работает только в том случае, если объект плохо сам себя понимает, а такое сплошь и рядом.

Мужчины хотят иметь гораздо больше сексуальных партнеров, чем женщины.

В 1997 году Рэнд Фишкин и Ричард Миллер[183] опрашивали студентов: сколько сексуальных партнеров они хотели бы иметь в жизни? У юношей средний показатель был 60, в то время как у девушек всего лишь 2,7.

Этот разрыв объясняется способностью к деторождению: женщина фертильна в среднем всего лишь четыре дня в месяц, а мужчина постоянно способен зачать ребенка и поэтому обладает гораздо большей сексуальной свободой, чем женщина[184]. Есть объяснение и с точки зрения положения в обществе. Престиж мужчины выше, если у него много любовных побед, а для женщины неразборчивость в отношениях скорее унизительна.