— Видик у вас ничуть не лучше моего самочувствия. — Джеральдин Эшби, не дожидаясь приглашения, уселась за столик Джозефины.

— Хорошо еще, что мой видик не сродни вашему. Чем же вы таким занимались? Или правильнее спросить «кем»?

Джеральдин усмехнулась:

— Раз уж вы заметили, признаюсь: вечерок вчера выдался буйный. Мы были в «Хэм Боун». Знаете это местечко?

Джозефина покачала головой. Она слышала об этом заведении от Ронни и Леттис и знала о его репутации — шикарный клуб с беззаботным богемным духом, каких в Лондоне становилось все меньше и меньше, — но сама там ни разу не была.

— Мы с вами как-нибудь туда заглянем. Потрясающее местечко, особенно когда там соберется правильная компания. А вчера вечером компания была как на подбор. Пришли Энид и Айлин — они помогают Туппи пережить ее позорный развод, — а потом мы все отправились провожать домой Поппи и Хони: они вчера здорово налакались. Проводить их мы просто были обязаны, но, конечно, от них невозможно уйти, не выпив еще по рюмочке, и не успела я опомниться, как уже рассвело.

Судя по затуманенному и несколько отсутствующему взгляду Джерри, в бессонной ночи виновата была не только лишняя рюмочка. Заметив темные круги у нее под глазами, Джозефина подумала, что дурные привычки явно брали свое и, стоило теперь Джеральдин побывать в «правильной компании», как она — а ей было чуть больше тридцати — сразу же выглядела существенно старше своих лет.

— И вам эти гуляния еще не надоели?

— Поверьте мне, дорогуша, в наши дни развлечения надо ловить за хвост, нельзя упускать ни единой возможности. Я бы отдала все на свете, чтобы вернуть двадцатые годы, когда Джон еще не успела написать свою занудную книгу — благослови ее, Господи, — после которой все стали побаиваться женщин, способных и в отсутствие мужчин получать от жизни удовольствие.

Джозефина нередко слышала рассуждения Лидии о том, как в последние годы изменилось отношение к лесбиянству. В театральных кругах оно никого не смущало, но во всех остальных, стоило женщинам поселиться вместе, как они тут же подвергались дискриминации. Джозефина помнила дух либеральности в начале двадцатых годов. Тогда девушки вроде нее, вдохновленные оптимизмом молодости и повышением социального статуса женщин во время войны, стремились к независимости, помогая друг другу: вместе работали, вместе снимали квартиры и при этом думать не думали, что кто-то может бросить тень на их тесную дружбу. А теперь женщин как «сословие» осуждают еще и за то, что они после войны продолжают жить как ни в чем не бывало и не выказывают особой благодарности мужчинам за их подвиги, хотя затеял всю эту заваруху вовсе не женский пол.

— Ну не парадоксально ли, — словно откликаясь на мысли Джозефины, снова заговорила Джеральдин, — что политики, послав на войну всех наших молодых мужчин, вырвали их из жизни, а потом заявили, что наше общество находится в опасности оттого, что женщины в отсутствие мужчин продолжают радоваться жизни. Ладно, хватит обо мне. Почему у вас такой изможденный вид?

— О, лучше и не спрашивайте. — Джозефина решила оборвать беседу о своей личной жизни еще до того, как она началась. Но вдруг передумала. Джеральдин ей нравилась, а Джозефине надо было посоветоваться с кем-то, кто к ее личным делам непричастен. Предложение Леттис было сердечным и искренним, но она предана и ей, и Лидии. И потом, вынуждать Леттис обманывать подругу — несправедливо. — Впрочем, раз уж вы проявили такой интерес к моей личной жизни, когда мне прислали этот несчастный цветок, вы можете задавать вопросы. — Джозефина подозвала официантку. — Что бы вы хотели выпить?

Джеральдин мгновенно оживилась и подмигнула молоденькой официантке.

— Крепкий кофе, дорогуша — ты знаешь, какой именно, — и горку свежих гренков. У меня вдруг ни с того ни с сего разыгрался аппетит. — Она повернулась к Джозефине. — У меня такое предчувствие, что я не пожалею. Дайте мне немного подкрепиться, и я поговорю с вами с превеликим удовольствием. — Через несколько минут Джерри вернулась с двумя тарелками, наполненными до краев омлетом, беконом и помидорами и поставила одну из них перед Джозефиной. — А теперь рассказывайте все как есть.

И Джозефина описала ей подробно произошедшее накануне вечером, решив, что в конечном счете будет лучше рассказать правду. Джеральдин являлась неофициальной советчицей всех женщин клуба, но при том, что ее любопытство не знало предела, Джозефина ни разу не слышала, чтобы она выдала доверенную ей тайну.

— Выходит, эта женщина специально для вас вела дневник? — спросила Джеральдин, дослушав до конца рассказ Джозефины.

— Она не писала его для меня. Она дала мне его прочесть, потому что в нем говорится обо мне.

— Ну с какой стороны на это ни посмотри, а я бы ей дала десять очков из десяти за сообразительность. Вручение своего любовного послания она обставила с большим вкусом.

— Это не любовное послание.

— Ну да? — цинично улыбнулась Джеральдин. — А что же это? Что она о вас написала?

— Я не знаю. Я не решаюсь прочесть дневник.

— Вы его не читали?! — Изумление Джерри было совершенно искренним. — Боже мой, Джозефина, кто ж вы такая? Я бы его выдернула из конверта еще до того, как на нем высохли чернила. Подумайте только! Вы сможете увидеть себя чьими-то глазами. А раз она в вас влюблена, то все написанное наверняка будет лестно, правда же? Вот если вы ее отвергнете, тогда уж то, что она потом напишет, лучше не читать. — Джеральдин положила на тарелку гренок и серьезно посмотрела на Джозефину. — Если это вас так тревожит, значит, является для вас очень важным. Чего же вы тогда боитесь?

Она спросила это очень мягко, но Джозефина даже не знала, как ей подступиться к правде.

— Я подумала, что, наверное, будет лучше для всех, если я просто отошлю конверт обратно.

— С запиской от вашего издателя о том, что рукопись отвергнута? Бросьте, дорогуша, это вам не к лицу. Я никогда не считала вас злым человеком, но вернуть дневник, даже не прочитав его, — хуже любой пощечины. Я не знаю эту женщину, но не могу представить, чтобы ей легко было встретиться с вами и отдать дневник. Она поставила себя в весьма уязвимое положение. Что же вас все-таки смущает? Разве она вам не нравится?

Джозефина улыбнулась.

— А уж это вам не к лицу. По-вашему выходит, что все это очень просто. Да, она мне нравится, по крайней мере нравится то, что я о ней знаю, но знаю-то я очень мало. И это все сложно, Джерри. Во-первых, она возлюбленная моей близкой подруги.

— Ситуация сложная, но преодолимая. Вы через эту подругу и познакомились?

— Да, в прошлом году, когда в Новом театре шел «Ричард из Бордо». К тому времени она уже была несколько месяцев с Лидией…

— С Лидией Бомонт?

— Да, Лидия хотела, чтобы мы познакомились, потому что Марта — писательница, и Лидия решила, что мы с ней легко найдем общий язык.

— И она оказалась права. Сама себе вырыла могилу. Греческая трагедия, да и только. И когда вы, женщины, научитесь держать свое богатство при себе?