Ну и, конечно же, главный вопрос: что месть даст мне? Сашу это не вернет, молодого врача тоже, не изменит того, что меня избили, изнасиловали и попытались убить, что я все забыла и оказалась во власти Бориса.

Для мира я умерла. Меня не существовало и ничего, и никого у меня не было. Мне некуда было идти, негде было спрятаться, да и жить, откровенно говоря, не было для чего. Хотя, какой там "жить"?! Убей я Бориса, меня отправили бы следом за ним, так что…

– Как прошел день? – как бы между прочим поинтересовался Борис.

Я не слышала, как он вошел, но внезапность его присутствия меня не произвела на меня никакого впечатления, как и то, что между строк сквозила, что он прекрасно знал, как и говорил Астахов, как именно прошел мой день.

– Устала, – без выражения ответила я, лениво сбив пену рукой. – Утомительное оказывается это дело даже на день убедить себя, что жизнь может продолжится с того места, на котором остановилась, – добавила я, потянувшись к стоявшему на полу бокалу вина.

Борис опередил меня и, присев на край ванной, подал мне бокал, предварительно понюхав его.

– У тебя хороший вкус, – заметил он.

– У тебя резиновый счет в банке, – ответила я, сделав глоток.

Борис усмехнулся и скользнул взглядом по прикрывавшей мое тело пене.

– Пришел меня отчитать? Предложить посмотреть, как ты убиваешь Егора? – съязвила я.

– Твой мент слишком никчемный, чтобы я пачкал руки, – спокойно парировал Борис.

– А врач, стало быть, таким не был?

– Хочешь об этом поговорить? – вопросом на вопрос непривычно игриво ответил Борис.

– Нет.

Я поставила бокал на пол, вытащила пробку и, переключив воду на душ, смыла с себя остатки пены, хорошо при этом забрызгав Бориса.

Взгляд его принял туманный оттенок с вкраплениями отдаленных молний, в запахе проступил перцовый намек на то, что зрелище ему нравилось.

Промокнув волосы и тело полотенцем, я надела ночную рубашку и, намазав руки кремом, пошла расстилать постель.

На мгновение мне показалось, что мои действия могли быть восприняты им, как приглашение разделить со мной ночь, но Борис все также стоял на выходе из ванной, просто наблюдая за мной. Да и разве такому, как он нужно было разрешение? Он привык брать все, что хотел, а меня… Меня он уже давно поимел и неважно, что при этом со мной даже не спал.

– Выключи, пожалуйста, свет, когда будешь уходить, – попросила я, устраиваясь поудобнее.

Я сомневалась, стоило ли мне идти на прием, который устраивал Борис в доме. Платье для него было куплено и я даже освежила маникюр, педикюр и стрижку, повторила эпиляцию, но размышляя о том, в каком вымышленном статусе я жила у Бориса, я приходила к выводу, что и так слишком уже засветилась. Да и вообще все это как-то вдруг показалось смешным и наивным, и глупым, и бессмысленным, и т. д., и т. п.

Сам Борис не выказывал желания или же его отсутствия в связи с моим присутствием среди его высокопоставленных гостей, и я не знала, как правильнее поступить.

Черт, я снова путалась в желаниях и мыслях, теряла видимость цели и сомневалась в себе и вообще во всем. Врагу бы не пожелала оказаться в такой ловушке, как оказалась я.

– Проклятые алмазы! – выругалась я себе под нос, разбрасывая туфли по гардеробной.

Сегодня я позволила себе надеть платье миди цвета бургунде. Шелковое, само собой, с великолепным бантом, завязывающимся на горле. В магазине я не смогла пройти мимо него и, с сожалением отметив вспыхнувшую во мне страсть в его адрес, приобрела его.

Что поделать, я была слабой полукровкой, у которой был очень богатый "муж".

– Я где-то слышал, что сейчас не модно подбирать туфли в тон к платью. Советую надеть бежевые.

– Алеша! – позвала я, смерив вальяжно подпиравшего дверной проем гардеробной Астахова прохладным взглядом. – Пригласи горничную, пожалуйста. У меня что-то много мусора собралось.

Волкодав провел насмешливым взглядом Алешу, отправившегося искать горничную.

– Так что на счет бежевых? – весело поинтересовался он, вернув взгляд мне.

– Что ты здесь делаешь?

Я взяла с полки коробку с золотистыми босоножками, которые еще ни разу не надевала. К платью они подходили и хорошо оттеняли смуглую кожу на ногах.

– Твой муж уехал по делам, – ответил Астахов с интересом наблюдая, как я воюю с ремешками. – Мне выпала честь его заменить.

– Надеюсь, он предупредил тебя, чем мы с ним обычно занимаемся, – не удержалась я от колкости. – А то будет как-то неловко, если у тебя не получится.

– Нравится вам, Кира Валерьевна, с огнем играть, да? – Он присел на корточки и, ловко застегнув ремешки один за другим, поднял на меня озорной взгляд.

– Знаешь, я тут слышала, что тебя называют метким стрелком, и просто не могу не спросить: Гришка-косяк твое второе прозвище?

В глазах волкодава засверкала вселенная и он улыбнулся.

– Я всегда попадаю туда, куда целюсь, – шепнул он, погладив меня по ноге.

Прежде, чем я успела ударить его, он встал на ноги и бодро направился из гардеробной.

– Пойдемте, Кира Валерьевна, – бросил он через плечо. – Мне не терпится заменять вам Бориса и с блеском заставлять вас скучать.

Алеша привел горничную и, в ответ на мой вопросительный взгляд, пожал плечами, мол, он не знал, куда уехал Борис и какого черта волкодав был прислан в дом.

Роза накрыла стол для завтрака в гостиной. Астахов снял курточку, и повесив ее на стул, по-хозяйски сел во главе стола. От его пистолетов разило порохом. Видимо, совсем недавно он стрелял из них. А вот от коробки, размерами похожей на коробку из-под торта, одиноко лежавшей посреди стола, пахло давно остывшим серебром.

Заметив мой интерес, Астахов вилкой придвинул к себе коробку.

– Знакомая вещица? – коварно спросил он, вращая в руках пистолет-пулемет, лежавший в коробке вместе с отстрелянными гильзами. – Мой друг Узи (семейство пистолетов-пулеметов, способных вести как одиночный, так и автоматический огонь – прим. автора).

Мы с Алешей обменялись обеспокоенными взглядами. Именно с такими красавчиками и брали ювелирный магазин в тот вечер, когда были украдены алмазы.

– Не в моем вкусе ствол, – будто не заметив нашей реакции, продолжил Астахов, – но не могу не признать его эффективности в некоторых обстоятельствах. Что скажешь, Алеша?

Алеша смолчал, но вилку сжал так сильно, что она немного изогнулась.

Он не любил оружие, отдавая предпочтение зубам и когтям. Ну, а тот факт, что из этого ствола, как выразился Астахов, Алеша поймал четыре серебряные пули, которые я собственными руками выковыривала из него, так вообще делал поведение волкодава беспрецедентно эксцентричным и остро провокационным.