Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда я снова оказался лицом к ней, я выдохнул.
— Лорел, у нас нет на это времени. Может, я просто чертовски не хотел вспоминать.
Лорел покачала головой.
— Я не знаю, что произошло, но у меня есть теория.
— У тебя есть тридцать секунд, а потом я двигаю чертов грузовик.
Она подошла ближе, положила руки мне на плечи. Вернувшиеся воспоминания заставили меня напрячься, отступить от ее прикосновения. Стиснув челюсти, я остался неподвижным.
— Тебя это беспокоит? — спросила она, переводя взгляд с моих глаз на свои руки.
— Нет.
Мой ответ не был полной выдумкой. Мне нравилось прикосновение Лорел, то, что она может прикасаться, и то, что она это делала. Мне нравилось, как ее взгляд встретился с моим. Все в ней было противоположностью беспокойству. Меня окутало чувством вины.
Ее голубые глаза уставились на меня.
— Прошлой ночью ты сказал, что с тех пор, как вернулись твои воспоминания и истинная личность, вернулся также и инстинкт самосохранения.
Я кивнул.
— Возвращение воспоминаний — не единственное, что изменилось.
Я нахмурился.
— Что-то еще изменилось, Кадер, Мейсон…
Ее губы изогнулись в полуулыбке.
— …Эдгар.
Воздух наполнился ее хихиканьем.
— Извини, но мне потребуется немного времени, чтобы говорить это с невозмутимым лицом.
— Он был хорошим человеком.
Ее улыбка погасла.
— О, мне очень жаль.
Я пожал плечами.
— Миссия удалась, потеря члена команды считалась несущественной в борьбе до тех пор, пока цель достигнута. Эдгар умер героем, о котором никто не знал, не читал в книгах по истории и даже не видел его фотографию в новостях. Когда мне нужно было выбрать имя, оно казалось…подходящим.
Влага заполнила ее голубые глаза.
— Ладно, Эдгар. Я буду называть тебя любым именем, которое ты выберешь.
Солнце над головой продолжало светить, согревая землю и угрожая нашему савану невидимости.
— Поторопись со своей теорией.
— Подумай об этом. Что еще изменилось за последний, скажем, месяц… или, точнее, за последние несколько недель?
Я не понимал куда она клонит.
— Каждая чертова вещь.
— Почему?
Потому что она трахалась со мной, разговаривала и подстрекала меня.
— Хочешь, чтобы я сказал, что это ты?
Ее голубые глаза расширились, она кивнула.
— Да, именно этого я и хочу.
Я обнял ее за талию и притянул к себе.
— Это ты. Каждая чертова вещь — это ты. Мой мир перевернулся с ног на голову, потому что твой гребаный взгляд уставился на меня через чертов экран компьютера. С тех пор ничего не изменилось.
Лорел кивнула.
— Вот именно. Это и есть ответ.
— Что? Я бегу, как трус, из-за тебя?
Она пожала плечами.
— Во-первых, кем бы ты ни был и какое бы имя ни выбрал, ты не трус. Во-вторых, гипервозбуждение или острая реакция на стресс, известная как инстинкт самосохранения, является химической. Она есть у всех. Это то, что поддерживало тебя в безопасности и сохраняло всю твою жизнь. Это то, что позволяло тебе в детстве воровать еду для тебя и сестер и не попадаться. Это сработало, когда ты подумал, что Лорна в опасности, и эта химическая реакция позволила тощему подростку противостоять взрослому мужчине.
Я чертовски ненавидел то, что она знала мое прошлое, и в то же время, в ее знании было утешение, в нашей связи, чувстве обмена без слов, понимании без объяснений.
— Она была у тебя; я не верю, что после несчастного случая она исчезла. — Лорел закусила губу. — Я помню, как в первый раз увидела тебя таким, какой ты сейчас, — нет, во второй, — когда ты столкнулся с Синклером на встрече. Твое самообладание было частью того, что привлекло мое внимание. По моей теории, у тебя, Кадера, никогда не было недостатка в этой химической реакции. Ты научился сдерживать ее. Я имею в виду, это делают другие — солдаты, правоохранительные органы, пожарные, телохранители…
— Я не герой.
— Эти люди рискуют жизнью. То, что делаешь ты, также опасно. Было бы разумно, чтобы люди в твоей сфере деятельности также научились контролировать, подавлять реакцию. Поступая таким образом, она позволяет тебе чувствовать себя непогрешимым и непобедимым. Это позволяет тебе встретить опасность лицом к лицу и добиться успеха. Вот что ты мне сказал. Что произойдет, если ты не добьешься успеха?
— В следующий раз у меня все получится.
— Что, если следующего раза не будет?
Мои пальцы крепче сжали ее бедра, а сердце забилось быстрее.
— Это гребаный анализ.
— Что, если у тебя не будет другого шанса? Что, если, как и твой друг Эдгар, ты не вернешься с задания или миссии?
— Тогда меня не станет. Мне, блять, будет все равно. Я жил ради заданий. Я переходил от одного к другому. Даже здесь, с Джеком, ничто не имело значения. Я имею в виду, что мне наплевать на эту землю, но не совсем. Мне плевать на него, но я знаю на что он способен и без меня. — Ее слова дошли до меня, и я кивнул. — Все это больше не соответствует действительности.
— Что?
— Мне было все равно, в прошедшем времени, — потому что, если я никогда не вернусь, некому будет скучать по мне, нет тех, по кому я буду скучать. — Я сглотнул. — А теперь…
Лорел перевела взгляд с одной моей руки на другую и снова посмотрела мне в глаза.
— Я буду скучать по тебе. — Выдохнув, я закрыл глаза и опустил подбородок. — Так что да. Прошлой ночью я уехал из Индианаполиса, не встретившись с Оуксом и не закончив это задание, потому что мне было чертовски страшно.
Она покачала головой.
— За себя?
— Ни капельки.
— За меня?
— Я не могу потерять тебя, Лорел Карлсон. Я не потеряю тебя снова, и я убью всех ублюдков, которые думают, что могут добраться до тебя.
— Это не делает тебя трусом. Это делает тебя защитником. Как и мальчик, который защищал своих сестер, ты мужчина, который защищает человека, которого любит. Это страшно.
— Видишь ли, — ответил я, — вот тут ты ошибаешься. Я пугаю людей, а не наоборот.
— Я тебе верю. Ты не боишься этих людей… — Она указала на туман. — …тех, кто пытался причинить мне боль, и знаешь что?
— Что?
— Я тоже, потому что знаю, что ты этого не допустишь.
Я сглотнул, глядя в ее доверчивые глаза.
— Эта теория должна была, черт возьми, помочь? Если это так, то ты напортачила с анализом. Все, что сделала твоя теория, — это