на Волге лесную биржу, платформ на сто, не меньше. Гарин-Михайловский как-то шутил, что этой прорвы леса ему бы хватило на железнодорожную ветку, что он тогда строил.

- Дело дошло до суда?

- В том-то и штука. Купец украл, купец продал и купец же потребовал с хозяина плату за лес. Парадокс?

- Простите, а что делал из этого леса его хозяин?

- Шпалы.

- Шпалы?

Поразительное совпадение! Лейба Брискер, доверитель Владимира Ильича по одному из судебных споров в Самаре, тоже делал шпалы. И так же, как хозяин леса, отражал судебное нападение купца-пирата. А тот купец, как и этот, носил сапоги из дорогого французского лака, косматую бороду и улыбку лицедея. Я встречал его в овале старой поблекшей фотографии. Возможно, это одно и то же лицо, одно и то же дело?

- Ленин жил тогда в Самаре?

- Думаю, что да.

- И вы помните имя хозяина леса?

- Я помню имя купца. Только купца.

- Это Константинов? Фаина Филипповна смеется.

- Теперь я вижу, вы и взаправду только что с Волги… Это был Константинов. Герой темного царства, увенчанный по городовому положению лаврами почетного гражданина Самары.

Припоминается листок - полоска из дела, что вел Ленин, - я читал его в Центральном партийном архиве от корки до корки. Чернильная строка, ровная, как парадная шеренга: «потомственный почетный гражданин самарский, купец первой гильдии». Это о Константинове. Мы говорим с Фаиной Филипповной об одном и том же лице. Но вот об одном ли деле? В папке, что я читал в архиве, не было ни слова о краже. Был спор по поводу юридического правила о долге: занял - верни.

- И были шпалы, - улыбается Фаина Филипповна.

- И были шпалы.

- И был Константинов. Почетный и почтенный… Тут может быть одно из двух: или вы читали то самое дело, что возбудил вор против своей жертвы, и что-то ускользнуло от вашего внимания, или это была копия того же дела. Повторение.

- Повторение? Решенное дело могло быть повторено?

- И даже больше. На моего отца четырежды подавал в суд один сутяга-подрядчик. Было четыре разбора, четыре папки и столько же одинаковых решений…

- Странно. Странно вдвойне. В моем деле на отвечающей стороне спора два лица: Брискер, доверитель Ульянова, и Шимкович. Константинов называет их приказчиками. Тогда как в вашем…

- Тоже два. Хозяин леса и нехозяин леса. Только, убейте, не скажу, как попал в эту кашу нехозяин.

- Вы что-нибудь помните о них?

- Ах, если бы! Впрочем… - Фаина Филипповна делает протестующий жест, как бы отменяя свое поспешное восклицание. - Не слишком достоверно, точнее, слишком не достоверно, но вот одного из них я, пожалуй, встречала в имении графа Толстого [103]. Не то лесной кондуктор, не то заурядный егерь в угодьях графа: торчащее над шляпой павлинье перо, чучела птиц в ременной сетке. Вы что это записываете? Смотрите, все это может обернуться чистейшим Жюль Верном…

Суд России и право России Ленин знал с редким совершенством.

Рабочее дело, которому он служил, за которое боролся, наблюдения, свидетельства тогдашней прессы, выступления в суде позволили ему еще в начале нашего века произнести два казнящих слова: бегство правосудия.

В России нет правосудия, оно бежало!

Известно, что из Петербурга в Шушенское Ленин был выслан без суда.

Четырнадцать месяцев в одиночке дома предварительного заключения, четыре допроса и - уныло далекий путь через Россию с проходным свидетельством петебургското градоначальника.

Ни обвинителя, ни судей, ни вердикта обвинения!

На месте последнего - справка департамента полиции, помеченная 23 декабря 1896 года: «Ульянов Владимир Ильич, помощник присяжного поверенного, привлечен по делу С.-Петербургского кружка «социал-демократов». Сидит под стражею с 9 декабря 1895 г. Министр юстиции полагает выслать Ульянова в Восточную Сибирь на 3 года. Департамент согласился с этим мнением…»104. На месте судей, как это видно из справки, - два главных лица в официальном насилии. Уже вскоре их вывод становится постановлением Особого совещания - тайной коллегии из четырех чиновников, - а затем и «высочайшим повелением единодержавца российского»: Николай II утверждает решение о высылке Ленина.

Вот и весь суд. Тайный, по бумагам, без права обвиняемого видеть своих обвинителей, защищаться.

Суд без суда.

По возвращении из ссылки Ленин узнает о побоище на Обуховском заводе в Петербурге. Тогда-то и рождается его казнящая формула:

«Правосудие» сбрасывает с себя маску беспристрастия и возвышенности и обращается в бегство, предоставляя поле действия полиции, жандармам и казакам…» 105]

Это о преследовании рабочих.

О рабочих.

И о себе.

Одиннадцать его защит по делам о голодных кражах - это повторенный одиннадцать раз успех адвоката, нередко вершина этого успеха - оправдание и свобода. Но это и одиннадцать трагедий. Победы его отводили чрезмерную жестокость, но не отменяли, не могли отменить жестокого правила: если ты украл булку хлеба, тебя посадят в тюрьму.

До встречи с Вентцель я был уверен, что судебная практика не сталкивала Ленина с наградой за кражу.

И вот Константинов.

В «Случайных заметках» Ленин писал: «Мелкий вор - на каторгу, а крупный вор, все эти тузы, министры, директора банков, строители железных дорог, инженеры, подрядчики и пр., хапающие десятки и сотни тысяч казенного имущества, они расплачиваются в самом редком и самом худшем случае ссылкой на житье в отдаленные губернии, где можно жить припеваючи на награбленные деньги (банковые воры в Западной Сибири) и откуда легко удрать и за границу (жандармский полковник Меранвиль де сен-Клэр)» [106].

Константинов повернул куда круче. Он не только ушел от расплаты, хотя бы эфемерной, символической, но и угнездился на стороне добродетели. Легко представить, с каким сарказмом говорил со своего места Ульянов о воре, что обвинял свою жертву в собственном преступлении.

Возможно ли прочесть это слово, услышать этот его голос из прошлого?

Размышляю.

В деле, что я читал, - шпалы, Константинов, два лица на Отвечающей стороне спора. В деле, о котором говорит Вентцель, - шпалы, Константинов и тоже два лица на отвечающей стороне спора. Оба дела в Самаре при Ленине. Но дела это разные. Крупный скандал, как утверждала моя собеседница, вызванный «феноменом» с кражей на Волге, торговая Самара обсуждала больше года. Вентцель писала по этому поводу фельетон, происшествие это описано в ее дневнике.

Теза, черта под размышлениями: существуют два дела об одном н том же.

Антитеза: шпалы для Константинова делали не только Брискер и Шимкович. На отвечающей стороне спора могли стать и два других лица.

Заключение: поиск.

И первый его шаг - здесь, в Ленинграде.

- Вы хотели бы знать, кто владел похищенной биржей? -