К концу 1920-х годов обычной практикой стало приглашать активистов обществ дружбы в Москву, главным образом на торжества по случаю годовщины революции и на Первое Мая, — с тем, чтобы произвести на иностранцев впечатление и «углубить их работу путем живого их инструктирования»{289}. Вскоре зарубежные «друзья» стали ожидать подобных приглашений как должного. В 1936 году, незадолго до первого московского показательного политического процесса, воксовская система координирования приглашений с посольствами была нарушена рядом инструкций ЦК, которые усиливали прерогативы «руководящих органов». Адвокат Дэнис Ноуэлл Притт, автор ряда просоветских брошюр по вопросам международной политики (позже он был исключен из лейбористской партии за поддержку советского вторжения в Финляндию), не получил одобрения высших органов для поездки в СССР. Такого одобрения не получил также секретарь лондонского Общества дружбы М.И. Физи. После этих неожиданных отказов Майский и уполномоченный ВОКСа в Великобритании С. Виноградов доложили о появлении «упадочного настроения» среди британских друзей. Поползли слухи о том, что раз ВОКС уже не имеет необходимых средств для приглашения руководителей лондонского Общества дружбы как прежде, то это означает, что он либо потерял свою значимость, либо находится на грани «ликвидации»{290}. Статус «друзей Советского Союза» имел для западных интеллектуалов конкретную значимость постольку, поскольку они могли рассчитывать на приглашения в СССР и на другие выгоды, которые можно было извлечь из отношений с советским государством.

Определение «друг» стало ключевым и для советских чиновников. Достаточно привести один пример: в 1936 году заместитель председателя ВОКСа Чернявский написал заместителю председателя Культурно-просветительского отдела ЦК А.И. Ангарову о датском «пролетарском» писателе Мартине Андерсене-Нексё, решительном стороннике советского социализма, идеями которого Нексё проникся со времени своего первого визита в СССР в 1922 году; его характеристика как одного из первых европейских писателей, защищавших Советский Союз, с приложением биографии была расписана Чернявским очень подробно. Нексё был деятельным членом президиума датского Общества друзей СССР, а также активно выступал в печати против фашизма. Это была влиятельная фигура, но в то же время испытывавшая материальные затруднения: несмотря на то что его творчество имело широкий резонанс в Скандинавии, властями он был внесен в черный список и лишен средств к существованию. Чернявский высказывался в защиту писателя: «Приглашение его в СССР было бы для него и материальной, и моральной поддержкой»{291}.

Таким образом, стремясь способствовать международному признанию СССР, ВОКС и другие советские организации брали иностранцев под свое покровительство и устанавливали с ними взаимовыгодные отношения (клиентелы). В то же время в условиях ужесточения ограничений на зарубежные поездки и усложнения бюрократических препон, которые необходимо было преодолевать, чтобы выехать из Советского Союза, доступ к внешнему миру становился все более и более ценным товаром, за которым охотились и о котором мечтали советская интеллигенция и культурная элита. Организации, подобные ВОКСу, выработали форму патронажа, которая способствовала достижению их целей и, естественно, содержала серьезную идеологическую составляющую. Зарубежным друзьям ВОКС предлагал помощь и услуги в расчете получить взамен благожелательные отзывы в средствах массовой информации и готовность участвовать в различных кампаниях; советской интеллигенции ВОКС предлагал зарубежные контакты и помощь в организации поездок за границу, с тем чтобы, в свою очередь, иметь авторитетных и ортодоксальных спикеров, прежде всего в обществах дружбы. Разумеется, на советских интеллигентов оказывалось гораздо большее давление, особенно с конца 1920-х годов, когда их нередко вынуждали ставить свое имя под международными обращениями и принимать иностранных гостей предписанным образом.

Что же конкретно ВОКС предлагал советской интеллигенции? В 1925 году он запросил 3 тыс. руб. из Валютного управления Наркомфина для выплаты ученым, выступавшим в обществах дружбы. В целом ассигнования ВОКСу со стороны советского государства в 1927 году составили 50 тыс. руб., поддерживавшихся золотом после реформы 1924 года, к которым можно было добавить 20 тыс. руб. в иностранной валюте. Однако, пожалуй, более важным и реальным фактором, чем прямые финансовые выплаты, являлась политическая поддержка избранных лиц в получении ими ассигнований в твердой валюте, включая суммы, выделявшиеся Валютным управлением Наркомфина вне лимита. Маяковскому для поездки по делам ВОКСа в Варшаву, Прагу и Париж выделили в 1927 году именно такую помощь, учитывая «серьезное политическое значение» его выступлений за границей. Писатель Всеволод Иванов получил аналогичную поддержку также в 1927 году для поездки в Европу и США{292}.

Но это были случаи особых привилегий, нерядовые. В повседневной практике ВОКС рассылал типовые письма ученым, которых, по его сведениям, собирались послать за границу для изучения зарубежных достижений. В этих письмах адресатам предлагалось поделиться со Всесоюзным обществом своими зарубежными связями, а также высказывалась просьба устраивать за границей встречи с потенциальными гостями СССР. Кроме того, в советском обществе, становившемся все более закрытым, ВОКС действовал как курьер для интеллигенции, принимая и пересылая материалы для своих клиентов из ее рядов. Особую значимость такая деятельность приобрела с конца 1920-х годов — в качестве законного способа связи с внешним миром и как путь за рубеж для провинциалов, не имевших необходимых знакомств. Например, в течение нескольких месяцев 1929 года ВОКС переправлял фотографии и корреспонденцию между ученым из Нижегородской архивно-этнографической комиссии и Г.Ф. Осборном, ведущим специалистом по евгенике в США («Я всегда буду рад быть полезным Осборну и ВОКС», — писал благодарный ученый). Также ВОКС изыскал почтовый адрес Макса Планка для одного из советских физиков и в числе других подобных услуг осуществлял обмен корреспонденцией между Бодлеанской библиотекой в Оксфорде и Государственной публичной библиотекой в Ленинграде{293}. ВОКС даже мог организовать для представителей культурной элиты публикации за рубежом. Вот лишь один пример: в июне 1929 года сотрудники ВОКСа активно искали парижское издательство, которое напечатало бы, как они надеялись, работу о театре Мейерхольда{294}. Многие советские интеллектуалы ухватились за столь благоприятную возможность осуществить свои профессиональные, личные и творческие планы.

Далеко не каждому было ясно, что именно может сделать для него ВОКС. Например, в 1929 году инженеру из Уфы, который надеялся на помощь Всесоюзного общества в получении заграничного паспорта, в ответ на его обращение было предложено поработать — написать небольшую статью о культурном строительстве в его автономной республике для публикации в воксовском бюллетене{295}. Академик Н.Я. Марр — лингвист, чьи теории и авторитет признавались даже во времена гонений на пытавшуюся сохранить независимость Академию наук, — в более язвительной и прагматичной манере наводил справки о том, как ВОКС собирается оказывать свои услуги в условиях все возрастающего риска, который представляли контакты с иностранцами в конце 1920-х годов{296}. Он заявил Каменевой на очередном собрании ученых в 1928 году: