Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Интересно, к разведке какой страны он припишет меня?
Но Крайст в очередной раз вернул покой и безмятежность в душу немятежного профессора:
– Ваши ученики были так любезны, что рассказали о ваших литературных успехах.
Давайте поговорим о литературе.
– С удовольствием, – потирая ладошки, вдруг ставшие пухленькими, ответил профессор Юдин.
Сергей Сергеевич был уверен в том, что разговор о литературе не грозит ничем опасным.
Как и еще очень многие – он недооценивал литературу.
– Больше того. Я с радостью подарю вам свою новую книгу.
Правда я не бог, но кое-что у меня получается.
Крайст поднял на декана свои голубые глаза, потом опустил их.
И поднял вновь:
– Работа писателя сложней, чем работа Бога.
Бог только создал мир, а писателю приходится его объяснять…Профессор Юдин протянул Крайсту довольно толстую книгу, страниц этак на шестьсот, в картонном, но, не смотря на это, кажущемся массивном переплете.
Книга называлась «Юность беспокойная моя».
Крайст с благодарственной улыбкой принял этот подарок, едва заметным движением кисти прикинул его приблизительный вес, и после не долгих пререканий с автором:
– Ну, прошу Вас.
– Что вы, это не скромно.
– Поверьте, мне это будет очень приятно, – заполучил автограф Сергея Сергеевича на титульный лист фолианта.
– Только прошу не считать это автобиографией. Скорее, это несколько обобщенная оценка прошлого, – скромно подвел итог автор. Искариот принял из рук Крайста книгу профессора Юдина, положил ее в откуда-то взявшийся портфель типа «дипломат», и не удержался от шепотных слов:
– Если бы своевременно не обобщали прошлое – прошлое нечем было бы оправдать…Профессор Юдин не слышал слов Искариота, и это было подарком ему в его звездный час.
Не причинно, а просто так, но все-таки невдруг, он почувствовал то, как надоели ему и история КПСС, и история, пишущаяся под контролем КПСС.
И улыбки почти незнакомых ему людей, деливших с ним кабинет, показались профессору важнее, чем все похвалы его собственных коллег по работе на кафедре.– А, может, правда, выйти на пенсию, да заняться литературой? – подумал он, – И забросить к чертовой матери все эти дурацкие даты, съезды, постановления.
И долбаный коммунизм, как электрификацию всей страны, который пообещали людям через двадцать лет, а все никак не сядем в поезд к светлому будущему, а только суетимся и толпимся на перроне, и непонятно – почему не садимся.
Да и вообще, электрификация – разве это идея? Как будто нельзя электрифицироваться без чертовой советской власти?
Вот, Братскую ГЭС построили, а коммунизма как не было видно, так и не видно. Саяно-Шушенскую и Красноярскую ГЭС построим, и опять, вместо коммунизма получим фиг, даже без масла, а с речами козлов из ЦК.
И как надоело повторять: «Мы сделали свой социалистический выбор!»
Да никакого выбора я не делал.
И не выбор это, а приговор.
– О чем вы задумались, профессор? – очень мягко, почти ласково, спросил Сергея Сергеевича Крайст.
Но профессор истории КПСС уже победил в Сергее Сергеевиче непрофессора:
– Я подумал о том, какой огромный потенциал заложен в нашем, самом прогрессивном методе – социалистическом реализме, – ответил профессор Юдин.
Казалось, что этими словами Сергей Сергеевич старался убедить, прежде всего себя, и оттого, он выглядел очень неубедительно.Риоль услышал как девушка, нарисованная углем тихо спросила Крайста:
– Что такое соцреализм?
– Это такое направление в искусстве, которое показывает жизнь не такой, какая она есть, а такой, какой жизнь должна быть, чтобы замаскировать то, какая она есть на самом деле…– В таком случае, – проговорил как-то сразу погрустневший Крайст, – Открою вам одну тайну. Дело в том, что доцент Правдин тоже имеет некоторое отношение к литературе.
– Он пишет?
– Скорее, он является героем многих литературных произведений.
Хотя, писать ему иногда доводится.
И думаю, доцент Правдин подарит вам какое-нибудь из тех произведений, к которым он имел самое прямое отношение.
– Буду очень рад, – немного подозрительно ответил профессор Юдин. И подумал: «как бы не подарили какое-нибудь издание «Посева»».
Слова Крайста не застали Искариота врасплох.
Он вновь вытащил из-под кресла свой кейс, и открыл его так, что крышка прикрыла содержимое портфеля от всех остальных.
Только девушка, скачанная с интернета, сидевшая на стуле, стоявшем позади кресла Искариота, смогла, перегнувшись через плечо «доцента Правдина» увидеть то, что тот делал.
А Искариот, между тем, достав из «дипломата» одну книгу, с сомнением покачал головой, потом сделал тоже, достав вторую книгу. Наконец, видимо удовлетворившись третьей книгой, извлеченной из кейса, выставил ее на всеобщее обозрение:
– Это Вам, дорогой профессор Юдин, – сказал Искариот, протягивая книгу Сергею Сергеевичу, и добавляя, после секундной задумчивости, – Издательство газеты «Правда».
Книга называлась «Юность беспокойная наша»…Поманив пальцем головку девушки, скачанной с интернета, Риоль тихо спросил ее:
– Что за книги Искариот вытащил вначале?
Любопытно узнать – в каких книгах он является персонажем.
– Первая книга – «Новый завет», вторая – «Приключения в спальне»…Риоль неожиданно ощутил, что ему стало скучно, а профессор Юдин продолжал говорить о чем-то:
– …Что же, мы – писатели и поэты должны играть очень важную роль в жизни нашего государства.
И очень хорошо, что мы постоянно чувствуем заботу нашей дорогой Коммунистической партии, лидера нашего великого государства.
Крайст смотрел на профессора своими голубыми глазами, но профессор не обращал внимания на этот взгляд.
– Мы, писатели и поэты должны показать величие нашей страны!
И тогда Крайст, как обычно, не повышая голоса, сказал:
– Огромная страна была создана без поэтов.
Поэты появились потом.
Чтобы страна стала не мелкой…Профессор Юдин был в своей колее:
– Писатель должен показать всему миру величие своей Родины!
Крайст спокойно посмотрел в глаза Сергея Сергеевича и ответил:
– Писатель должен говорит правду своему народу.
Своему.
Говорить правду чужому народу – это не трудно…После этих слов Риоль, по выражениям лиц своих спутников понял, что скучно стало не только ему одному.
Искариот встал, девушка, нарисованная углем, и девушка, скачанная с интернета, стали оправлять свою одежду, как люди, собирающиеся уходить.