Он-то думал, что размышлять будет она, а оказалось, что единственный размышляющий – это он, Каван. А Гонора? Он даже не знал, где она сейчас. Она куда-то ушла сразу же, как только они вернулись в замок, и хотя Кавану было любопытно, он еще и злился, убеждая себя при этом, что для возмущения нет никаких оснований. Сам во всем виноват. В этот самый миг, вот прямо сейчас, он мог бы находиться в спальне и заниматься с женой любовью.

– С женой поссорился? – весело спросил подошедший Лахлан.

– Не твое дело. И вообще, я не в настроении разговоры разговаривать, – отрезал Каван.

– Я тоже. – Лахлан налил в кружку эля.

– Выглядишь паршиво, – сказал Каван, посмотрев на взъерошенного брата.

– Я провел ночь с ненасытной женщиной. – Лахлан сделал большой глоток.

– Пил или похоть тешил? – Каван ухмыльнулся. Лахлан поднял кружку.

– И то и другое, и я ублажал ее снова, и снова, и снова, и снова…

Каван захохотал:

– Что, всю ночь напролет?

– Да она вообще не делала передышек, только чтобы осушить еще кружку эля. – Лахлан жалобно тряхнул головой. – Точно тебе говорю, я все больше задумываюсь, что пора подыскать хорошую женщину и остепениться. По крайней мере будет кому каждую ночь согревать мою постель и меня – как твоя жена тебя.

«Как могла бы моя жена», – подумал Каван.

– Ты же вечно бахвалился, что не собираешься успокаиваться с одной-единственной женщиной, – поддел он брата.

– Так это я был молодым и глупым!

Каван опять захохотал:

– Я и забыл, что ты у нас старик целых двадцати трех лет от роду!

– Смейся, сколько влезет, да только в последнее время я и впрямь чувствую себя стариком.

– К вечеру снова начнешь глазеть на всех девчонок подряд, – заверил его Каван.

Лахлан замотал головой, тут же замер и опустил голову в ладони, упершись локтями в стол.

– Если доживу.

– Что, еще одна беспутная ночь? – поинтересовался Артэр, перешагивая через скамью и усаживаясь рядом с Каваном.

– Последняя. Во всяком случае, так утверждает Лахлан, – ухмыляясь, ответил Каван.

– В который раз она последняя? – фыркнул Артэр, ткнув Кавана локтем в бок.

Каван тоже фыркнул:

– Далеко не в первый и наверняка не в последний.

Внезапно все три брата вздрогнули, заметив Гонору.

Она шла мимо, безмятежно улыбаясь.

– Должно быть, мне совсем плохо. Я даже не слышал, как она подошла, – пожаловался Лахлан.

– Не расстраивайся. Я тоже не слышал, – утешил его Артэр.

– И меня принимайте в компанию, – буркнул Каван, снова раздражаясь. Как она смогла подойти незамеченной? Может, потому что они ни на что не обращали внимания? Или он досадует, потому что Гонора выглядит довольной, счастливой и куда-то целенаправленно идет? Она просто зашла в зал и выскользнула из него с другой стороны. И даже не кивнула ему!

– Надеюсь, я найду женщину, которая будет смотреть на меня так, как на тебя смотрит Гонора, – произнес Лахлан.

Каван только хотел спросить, что имеет в виду брат, как Артэр сказал:

– Это потому, что Каван умеет ублажить женщину. А довольная жена – счастливая жена.

Лахлан оскорбился:

– А чем, по-твоему, я занимался этой ночью?

– Если тебе потребовалась целая ночь, значит, ты еще не умеешь делать это правильно, – захохотал Артэр.

Каван не обращал внимания на пикировку братьев. Он обдумывал то, что Лахлан увидел, а Артэр произнес вслух. Неужели Гонора и вправду выглядит довольной и счастливой?

Лахлан прервал его размышления прямым вопросом:

– Гонора просто сияет. Она что, беременна?

Каван уставился на брата.

Артэр хлопнул его по спине.

– Взял бы да и спросил ее, чем гадать.

Каван кивнул и ушел, оставив братьев и дальше шутливо пререкаться. Он точно знал, что его жена не может быть беременна, но недоумевал, почему она выглядит такой счастливой – тем более что сам-то он чувствует себя ужасно несчастным. Что могло ее так обрадовать? Каван твердо решил выяснить это, поэтому направился прямо в конюшню, не сомневаясь, что она там со Смельчаком.

И очень удивился, не увидев там жены, хотя щенок ему очень обрадовался и с удовольствием присоединился к поискам. Потребовалось некоторое время, но в конце концов они обнаружили Гонору рядом с Адди. Она вместе со свекровью отправилась в еженедельный обход больных в деревне. Его мать помогала людям, чем могла. Иногда требовалось просто посидеть и послушать, потому что болеть может не только плоть, но и душа.

Выяснив, чем занята Гонора, Каван решил не мешать ей. Кроме того, ему понравилось, что она учится у его матери, потому что однажды лэрдом станет он и жене прядется возложить на себя обязанности Адди. Похоже, она тоже об этом думала и решила подготовиться заранее.

Каван смотрел на Гонору издали. Щенок принюхался и направился прямиком к маленькому мальчику, который ел свежевыпеченный медовый хлебец. Гонора и в самом деле сияла. Щеки ее разрумянились, фиалковые глаза блестели, губы порозовели, а улыбка ошеломляла.

Вдруг глаза ее широко распахнулись, и она помахала Кавану. Тот прищурился, резко повернулся, подхватил щенка и ушел. Оставив Смельчака в конюшне и не сказав ни единого слова братьям, все еще сидевшим за столом в большом зале, Каван быстро прошел мимо них и поднялся вверх по лестнице, перешагивая сразу через две ступеньки. Захлопнув за собой дверь спальни и прислонившись к ней, Каван зажмурился, пытаясь избавиться от терзавших его образов. Он наслаждался, представляя себе свою красавицу жену, как вдруг опять всплыли жестокие воспоминания, и ему никак не удавалось их прогнать.

Они нахлынули резко, когда Гонора ему помахала. Внезапно он увидел на ее месте не свою жену, а женщину, ставшую причиной немалой доли его страданий. Это была дочь Мордрака, вождя племени варваров, и Кавана застали, когда он якобы глазел на нее, хотя на самом деле это она на него смотрела. Его безжалостно выпороли, а она стояла рядом и любовалась этим, даже не вздрагивая, когда кнут опускался на его спину.

Когда Каван попал в плен, он поклялся себе, что не только отыщет брата и вернет его домой, но и заставит всех виновных расплатиться, имея в виду не только Мордрака, но и его дочь.

Каван дотащился до кресла у очага и упал в него. Лучше бы его мысли были заняты Гонорой, а не воспоминаниями о плене, но они терзали и не отпускали его. И когда они брали верх, он снова и снова переживал то время, не зная, сможет ли забыть.

Каван положил голову на спинку кресла и даже не стал закрывать глаза. Это не поможет, видения не исчезнут. Они всегда у него перед глазами, хоть открытыми, хоть закрытыми. Они будут мучить его до тех пор, пока не иссушат до конца душу – а значит, снова победят.