Беатриче быстро полюбила охоту. При выборе своего спутника в охотничьих походах она в большинстве случаев отдавала предпочтение Галеаццо да Сансеверино. Людовико был слишком занят; кроме того, он, вероятно, не разделял любовь своих приближенных к таким забавам и лишь изредка принимал в них участие. Одиннадцатого февраля 1491 года Галеаццо да Сансеверино сообщал Изабелле д'Эсте, что они посетили Кузаго, один из герцогских замков вблизи Милана. Они отправились туда в carretta (карете), вместе с герцогиней и тенором Диода, ее любимым шутом из Феррары, ибо ей нравилось пение, и, куда бы она ни ехала, она всегда брала с собой кого-нибудь из своего хора. Они спели две дюжины песен и веселись так, что сами казались ббльшими шутами, чем Диода. Достигнув Кузаго, они забросили огромную сеть в воду и выловили множество щук, миног и другой рыбы, из которой устроили себе королевский пир. Затем Беатриче и Галеаццо снова пели и играли в мяч, дабы ускорить пищеварение. На следующий день они обследовали замок, на который Людовико истратил много денег. Этим замком герцог так гордился, словно бы он достался ему от отца. Они сочли его и в самом деле великолепным, а его высеченный из мрамора вход был бы достоин самой Чертозы. Затем они снова попытали счастья с сетями в другом месте. Они вытащили из воды тысячу форелей, выбрасывая обратно тех из них, которых не желали сохранить для подарков и для себя. Затем они вновь оседлали коней, и Галеаццо пустил соколов, вернувшихся с несколькими речными птицами. Наконец, они устроили охоту на оленей, убив двух, и вдобавок пару оленят. В Милан они вернулись на закате. Людовико проявил большой интерес к их приключениям, гораздо больший, замечает (и, по-видимому, справедливо) Сансеверино, чем если бы он сам в них участвовал. Сам Сансеверино разбил свои сапоги и в клочья изорвал одежду, но он полагает, что это был счастливый день для Беатриче и что Людовико подарит Беатриче замок Кузаго. Он оказался настоящим пророком. Великолепно иллюстрированный дарственный акт с портретами Людовико и Беатриче хранится ныне в Британском музее. С восторгом описывая в своем письме окрестности Вилланова, славящегося своими перепелами, Беатриче сообщает Изабелле, что специально для нее целое поле там отведено под выращивание чеснока, чтобы она могла вдоволь им наесться, ведь она его так любит. Великие дамы Ренессанса обладали, как правило, столь же здоровым пищеварением, как и их мужья.

Счастливейшие дни своей ломбардской жизни знать часто проводила в своих поместьях, располагавшихся вокруг Милана. Многое об этом можно узнать у Банделло. Маркезино Станья, один из самых доверенных министров Людовико, заведовавший хранилищами зерна и сокровищницей и сумевший снискать уважение к себе на столь благодатных постах, был, вероятно, первым, кто выстроил себе замок вдалеке от Милана, в Белладжьо, на берегу озера Комо. Тирабоски, кстати говоря, называл его «орудием и каналом, посредством которого пользовались благосклонностью властей все деловые предприятия в этом государстве». Людовико, как и все Сфорца, разделял это увлечение и никогда не бывал более счастлив, нежели в семейном кругу в одном из своих прекрасных замков, которые в багровом отблеске их теплой ломбардской терракоты гордо возвышались над дикостью подвластной им территории. Более всего Моро любил Виджевано — место своего рождения, располагавшееся в непосредственной близости от Милана, — там, где до сих пор высится башня Браманте. Он не жалел денег ни на замок, ни на город, который обязан ему прекрасными аркадами своей рыночной площади. Лучшее описание этой местности мы находим в письме маркизы Изабеллы к ее мужу (от 27 августа 1492 года): «Сегодня была охота где-то в двух милях отсюда, в самом прекрасном, как я полагаю, месте, созданном Природой для такого зрелища. Животные находились в лесистой долине вблизи Тичино; часть из них была заперта в клетках, привезенных сюда исходя из количества голов дичи. Когда их погнали камнями, они должны были переплыть приток Тичино и взбираться на холм, на котором мы, дамы, расположились на платформе. Остальные были в укрытиях, сделанных из зеленой ткани и веток. За каждым движением животных можно было наблюдать из долины или из леса, вплоть до откоса, от которого простиралось прекрасное поле. Когда животные достигли его, спустили собак, и мы следили за их погоней, насколько хватало глаз. Внизу мы увидели, как несколько оленей переплывают реку, но только один из них взобрался на холм, и они убежали так далеко, что мы не смогли проследить, как их убили. Их преследовали и ранили дон Альфонсо и мессир Галеаццо. Затем появилась самка со своим олененком. На них не стали спускать собак. Было множество кабанов и оленят, но один кабан и один олень поднялись на холм и были убиты прямо перед нами. Олененка закололи в честь моего знамени. Последней выбежала лисица. Ее удивительные прыжки развлекли нашу компанию, но она оказалась недостаточно хитра, чтобы убежать, и под общий смех последовала за остальными».

Этот был тот самый парк, который Людовико обустроил и заселил дичью. Он простирался от его образцовой фермы Ла Сфорцеска до самой Тичино. Довольно неразборчивые методы, при помощи которых он приобрел эти земли, не добавили ему популярности. Сфорцеска была источником всеобщего восхищения любых посетителей, не исключая и французов, но она также и приносила прибыль своему владельцу. Здесь он экспериментировал с выращиванием различных культур и селекцией домашнего скота и даже завез для этого овец из Франции. Работы на ферме проводились в соответствии с самыми строгими научными и экономическими правилами. Плодородие земель Виджевано основывалось главным образом на введенной Людовико ирригационной системе, центральным узлом которой был отведенный от Тичино канал Навильо Сфорцеско. Большая часть этих земель прежде была бесплодна из-за недостатка воды. Представляется более вероятным, что наброски в блокноте Леонардо были лишь зарисовками уже созданных сооружений, нежели планом предстоящих работ. Эту ферму Людовико также передал своей жене, а после ее смерти она отошла доминиканцам церкви Санта Мария делле Грацие. Именно здесь он заложил церковь Санта Мария делла Бестеммие — Св. Марии Проклятий, — названной так, поскольку на ее постройку шли штрафы, налагаемые за хулу на Пречистую Деву и святых. Эта церковь была закончена Джаном Джакомо Тривульцио, который стал хозяином Виджевано после французского нашествия.

В Виджевано и Кузаго были богатейшие запасы крупной дичи. Ничто не производило большего впечатления на Людовико, чем бесстрашие его супруги. В Кузаго она погналась за разъяренным медведем, задравшим нескольких собак, нанеся тому рану, после чего его прикончили другие охотники. Несколько примеров смелости Беатриче приводят в своем бесценном исследовании Луцио и Реньер. Описывая в письме к Изабелле поведение Беатриче во время охоты на волков, Людовико заявляет, что при всей ее смелости он сомневается в том, что ей удалось бы отнять пальму первенства у своей сестры, «однако так велико мое желание вас увидеть и сравнить отвагу вас обоих, что мне кажется, пройдет еще тысяча лет, прежде чем вы вернетесь». Далее он сообщает еще об одном случае, когда раненый олень боднул коня, на котором ехала Беатриче, подняв его над землей на высоту доброго копья, «но она удержалась в седле и все время сидела прямо; она лишь рассмеялась, когда герцог, герцогиня и я бросились к ней на помощь».

Две юные герцогини проводили вместе много времени. Они гнались наперегонки или же скакали впереди своих дам, надеясь, что кто-нибудь из них, с испугу, упадет с лошади. На самом деле, признавался Людовико Изабелле, он не в силах пересказать ей тысячи их шуток и забав. Теперь, когда они вернулись в Милан, они каждый день выдумывают что-то новое. «Во время дождя они, покрыв головы платками, с дюжиной служанок отправились в город за продуктами». Но в Милане не принято носить платки, и поэтому некоторые женщины, повстречавшиеся им на улице, смеялись над ними. «Моя жена была вне себя от гнева и ответила им так, что казалось, дело закончится потасовкой. Вернувшись, промокшие насквозь и грязные, они являли собой забавное зрелище. Думаю, что если бы вы, Ваша Милость, были здесь, то они бы были еще более расстроены, поскольку вы, при вашей отваге, если бы кто-либо посмел оскорбить их, то сумели бы защитить их всех, и обидчики имели бы дело с вашим кинжалом». В Павии они однажды задумали устроить маскарад в турецких платьях, и Беатриче сшила их за одну ночь. Когда герцогиня Милана высказала свое изумление, увидев ее закутанной в этот наряд с головы до ног подобно старухе, она ответила, что, если она решила что-то сделать, ради шутки или всерьез, она приложит все усилия, чтобы это было сделано как можно лучше. Этот ответ позволяет понять, в чем состояло превосходство феррарских дам над большинством их современниц.