– Думаю, вначале будет первое. Стабильный источник дохода лучше одноразовой выплаты.

Даже говорить о своих детях в подобной форме было противно. Как о товаре, о вещах. Однако я и на миг не хотел представлять, что Даша и Кондрат вернутся к Наталье.

– Я так понимаю, вы не хотите ни ее опекунства, ни счета? – Глаза Войтенкова зажглись.

Кажется, моя бывшая жена научилась наживать не только поклонников, но и лютых врагов.

– Даю вам с Беловым полный карт-бланш. Делайте что нужно. Если Наталья захочет остаться в жизни детей, я не против их встреч. Одно условие – это должно быть не ради денег.

– А Варвара Николаевна?.. – осторожно уточнил Валера.

– С ее головы не должен упасть ни один волос. – Закрыв глаза, я откинулся на спинку сиденья. И наконец, впервые за полет расслабился. – Это моя проблема.

– Но хотя бы слежку…

– Некоторые вещи я предпочитаю делать сам. А слежку… – Приоткрыв один глаз, я посмотрел на детей. – Есть у меня специалисты, способные обеспечить и слежку, и тотальный контроль, и еще много всяких неожиданных приятностей.

Глава 30. По разные стороны баррикад

Варя

Я чувствовала себя так, словно меня перемололи и выбросили на помойку.

Внешне это было лучше какой-нибудь болезни вроде гриппа. Внутри… там будто ничего не осталось. Пустота, как в дешевой керамической статуэтке.

С этой пустотой не получилось смириться ни за долгий перелет, ни в питерских пробках, ни возле родного дома.

Боясь войти в свой подъезд, я минут двадцать сидела на лавочке. Вспоминала, как совсем недавно уезжала в аэропорт. Как, смущаясь, прятала от мамы пакет с подарком Генриховны. Как клялась каждый день высылать фотографии внуков.

Это были картинки из какой-то другой жизни.

Лишь когда соседи стали тревожно оглядываться, я заставила себя встать и идти.

К сожалению, возле двери квартиры остатки силы воли вычихались. Ключи выпали из рук. Присев, чтобы поднять их, я так и осталась сидеть на полу. Возможно, и на ночевку бы там устроилась. Но мама сама открыла дверь.

– Явилась?! – Она высунулась в коридор и посмотрела по сторонам. Затем кивнула в сторону прихожей. – Давай заходи, пока соседи не увидели.

– А это так страшно… что они увидят? – Не знаю, что на меня нашло.

– Ты мне здесь еще спорить начни! – Мама сложила руки на груди. И снова кивком приказала войти.

– Нет. Спорить точно не хочу. – Я кое-как поднялась и, опустив голову, переступила через порог.

Как можно было догадаться, дальше лучше не стало. Закрыв за мной дверь, мама ушла на кухню. И не возвращалась оттуда, пока я не приняла душ и не переоделась.

Все это время в доме стояла тишина. Молчал даже телевизор, который обычно работал в режиме двадцать четыре на семь. Вероятно, если бы так продлилось до самого вечера, я была бы счастлива. Но у везения оказался слишком короткий срок годности.

Уже после душа мама вошла в мою комнату и с самым серьезным видом села на стул возле письменного стола.

– Если ты пришла, чтобы обвинить меня в чем-то, то не нужно. Пожалуйста, – начала я.

– Да нет… – Мама тяжело вздохнула. – Мне не в чем тебя винить. Что уж теперь?

– Спасибо. – Я постаралась не заметить этого ее «теперь». Не винит, и слава богу.

– Одного не могу понять. Где я так ошиблась? – после долгой паузы вдруг продолжила мама.

– Ты ни в чем не ошибалась.

– Нет, дочка. Я была уверена, что вырастила умную, добрую, порядочную девушку. А на самом деле…

Она отвернулась в сторону окна, но я увидела, как по маминым щекам покатились слезы.

– Не ожидала я такого. В голове не укладывается, что ты оказалась бессовестной и алчной.

Слезы побежали еще быстрее.

– Не говори так, пожалуйста. Я никого не обманывала. И не делала ничего плохого.

После лживых слов Натальи и нашего с мамой разговора по телефону думала, уже ничего не сможет причинить мне боль, однако ошиблась.

От этого обвинения и горечи в родных глазах за ребрами словно кислота разлилась. Безумно хотелось подойти к маме. Стереть слезы и поклясться, что у нас ничего не изменилось. Что я прежняя! Та же дочка, которую она любит и знает.

Ломало от желания обнять ее и рассказать, что влюбилась, что встретила самого лучшего мужчину на свете и теперь до одури боюсь его потерять.

Столько всего хотелось… Но я не могла заставить себя сделать и шага.

– Да… Для тебя это даже «ничего плохого». – Мама цокнула языком.

– Родная, пожалуйста… – Уже чувствовала, что на меня несется лавина, но все еще надеялась ее остановить.

– И как я могла проглядеть? Пропустила такое… – Мама смахнула слезы со щек и уже совсем другим взглядом посмотрела на меня. – Знала, что богатство портит людей, только не думала, что ты, моя любимая, хорошая девочка, окажешься падкой на богатых мужчин. Я и представить не могла, что вместо помощи сестре ты залезешь в кровать к ее мужу и заставишь племянников называть тебя мамой.

– Все не так! – От несправедливого упрека, казалось, волосы дыбом встали. – Наталья давно не жена Арбенину. Они много лет в разводе. И все, что она говорила о Косте, ложь! Он совсем не такой! Он замечательный, как и его дети. А мамой они меня называли, потому что так было нужно. Ради дела! Не всерьез!

– Ну конечно! Наталья шесть лет ошибалась. А ты такая мудрая и опытная, что сразу поняла, насколько все не так! – Мама всплеснула руками.

– Ната не ошибалась. Она лгала! В ее рассказах вообще не было правды.

– Так значит, сестра еще и обманщица?! – Будто эти слова причиняют ей боль, мама прижала правую руку к груди, как раз в районе сердца. – Ты, спящая с чужим мужчиной, святая. А она, которая узнала о тебе правду, лгунья?!

Немного отдышавшись, мама достала из кармана домашнего платья пачку фотографий и бросила их в мою сторону.

– Это тоже, скажешь, неправда?!

Фотографии неровной дорожкой упали на пол между мамой и мной. Снимки с островов. Наши поцелуи с Костей. Объятия. Игры с детьми на берегу. Свадьба…

– Я люблю его, понимаешь?

Рухнув на пол, я стала собирать разбросанные фото. Не для мамы. Для себя. Как последние напоминания о том, что было самым дорогим.

– Лучше бы ты сестру любила. И племянников! – Все так же прижимая руку к груди, мама поднялась и направилась к двери.

– Умоляю, не поступай так со мной. – Я не собиралась плакать. Нельзя. Но сдержать слезы было невозможно.