Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не знала, что так случится. – Родные комнаты вдруг стали тесными, чужими. Тюрьмой, а не домом. – И не представляла, что самые близкие могут делать… – чуть не захлебнулась плачем, – так больно.
Вместе со слезами из груди начали вырываться всхлипы. Вместе с болью тело сковал незнакомый холод.
Сквозь пелену слез трудно было рассмотреть на экране телефона номер лучшей подруги. Писать сообщение пришлось вслепую.
Но мама этого уже не видела, не слышала. И кажется, не хотела больше ничего обо мне знать.
* * *
Костя
Я, конечно, слышал известное французское выражение «Cherchez la femme», однако с тем, что поиск женщины может оказаться трудным делом, столкнулся впервые.
После аэропорта мы не стали заезжать домой. Пока Валера избавлялся от моей бывшей, я остановил первое попавшееся такси и вместе с остальной частью семьи, родной и фиктивной, рванул за Варей.
Белов, явившийся к нашему прибытию, не успел даже рот раскрыть. Стоял возле парковки с какой-то папкой в руках. Усиленно моргал, будто пытался взлететь. Но машина уже выруливала на проспект, и мне до барабана были все срочные дела начбеза.
– Папа, ты правда не обижаешься на нашу Варю? – Выспавшаяся за долгий рейс Даша, кажется, беспокоилась сильнее всех.
– Мама сказала, что Варя наша тетя, только нам все равно она нравится, – кивнул Кондрат. – Даже тетей!
– Я ни на кого не обижаюсь. Мне с вашей Варей нужно поговорим. И потом мы обязательно заберем ее к себе домой. – С детей уже хватило загадок и сюрпризов, поэтому юлить я не стал.
– И ты больше не уволишь ее? – Даша словно не верила.
– Это тебе мама сказала, что я уволил? – Я сжал кулаки и медленно выдохнул.
Наталье сильно повезло, что вместо поездки с нами решено было отправить ее подальше.
– Она так ругалась на Варю… – Будто мать ругалась и на него, Кондрат закусил губу и незаметно переплел свои пальцы с пальцами сестры.
Обниматься с детьми в машине казалось не самой безопасной идеей, но и спокойно смотреть на них, таких потерянных, я не мог.
– Очень жалею, что меня с вами не было! – Я усадил обоих к себе на колени и прижал к груди. – Это было моей ошибкой. Нам надо было вместе пойти за Варей и запретить ей уезжать.
– А еще можно было сказать, чтобы мама уехала. – Моя красивая маленькая девочка вскинула глаза, и от обиженного взгляда внутри все сжалось.
– Я собирался поговорить с вами позже, но раз так… – Откашлялся. – Как вы смотрите на то, чтобы всегда жить не с мамой, а со мной?
Словно признался, что прямо сейчас планирую лететь на Марс, дети округлили глаза. А сидевшая на переднем сиденье бабка, не моргая уставилась в широкое зеркало заднего вида.
– Совсем-совсем навсегда? – Даша все же не поверила.
– И сегодня. И завтра. И послезавтра. И все остальные дни, – попробовал я объясниться на «детском» языке.
– И нам не нужно будет возвращаться во Францию и жить там с разными нянями? – Кондрат переглянулся с сестрой, и оба засияли.
– Ну, раз вы согласны, то я сделаю все, чтобы мама уехала во Францию… – Мысленно добавил «или еще куда-нибудь». – Одна.
Не знаю, радовались ли дети приходу Санта-Клауса, которого я ежегодно им оплачивал, но сейчас в машине начался настоящий Новый год.
Двойня громко кричала «Да!» и «Супер!». Обнималась. И со словами: «Все как ты сказала!» – принялась пожимать руку бабушке.
От такого поворота я немного обалдел. Однако машина остановилась в знакомом дворе, и резко стало не до удивления и не до веселья.
* * *
Следующие десять минут показались настоящим бредом.
Мы легко нашли квартиру, в которой жила Варя. После того как старушки на лавке узнали, что к ней приехали племянники, нам организовали и проход через домофон, и эскорт до дверей. Вероятно, если бы не Генриховна, которая одним взглядом распугала весь конвой, в гости мы явились бы тоже толпой.
Однако на следующем пункте плана вышел прокол. Пожилая женщина, очень похожая на Варю, открыла дверь после первого же звонка. Но, вместо того чтобы позвать дочку, она схватилась за сердце и, будто увидела привидение, растерянно уставилась на малышей.
– Они?.. – спустя несколько секунд слетело с побелевших губ.
– Они. – Поскольку моя персона хозяйку не интересовала от слова «совсем», представляться я не стал. – Будем знакомы.
– Боже… – Она прижала ладонь к губам, а на покрасневших глазах выступили слезы.
– Где ваша дочь?
Происходящее мне почему-то не нравилось. По задумке сейчас из квартиры должна была выплыть румяная русалка. Уже ладони чесались от желания ее обнять. Да и двойня с трудом стояла на месте.
– Нат… – Женщина запнулась. – Ва-ря? – медленно, по слогам произнесла она.
– Да, Варя!
– Наша Варя!
Двойня совсем теряла терпение.
– А ее… – Варина мама оглянулась назад. – Ее нет. Она… – Лицо побелело еще сильнее. – Кажется, она уехала…
Что значит «кажется» и как это «она уехала», двумя невидимыми лопатами опустилось на голову одновременно. Я с трудом удержался от того, чтобы самому ринуться в квартиру. Но вот детей удержать не удалось.
Не разуваясь, они сиганули мимо бабушки в прихожую. С криками «Варя!» и «Варя, это мы!» пробежались по квартире. И спустя минуту вернулись со знакомой расческой в руках.
– Пап, ее нету. – Даша чуть не расплакалась.
– Она здесь была, – дико напоминая Генриховну, важно заявил Кондрат и передал мне расческу.
– Кажется, мне с Вариной мамой очень нужно поговорить.
Почему-то язык не повернулся назвать ее бабушкой. Вроде и нужно было. Да и рассказать бы детям, кто настоящий, а кто нет. Только не смог я себя заставить. Блок какой-то стоял.
– Если хотите, могу и я пообщаться, – неожиданно проявила инициативу Генриховна.
До этого она не вмешивалась, а теперь даже траурная маска с лица слетела.
– Я не садист. Присмотрите лучше за малышами. – Взглядом указав всем троим на лифт, я помог Вариной маме вернуться в квартиру. – Сам как-нибудь управлюсь.
* * *
Что управляться не с чем, выяснилось в первую же минуту. Вместо рассказа о дочери старшая Ласточкина вдруг стала нести какую-то чушь о Наталье. Что нельзя лишать ее детей и средств к существованию. На меня посыпалась целая гора обвинений. А в финале, как вишенка на торте, бывшая теща принялась просить за Варю прощения.
От некоторых фраз глаза полезли на лоб. А от слезливых извинений, словно Варя совершила какое-то тяжкое преступление, в