Секс без прелюдий. Без желания. На грани боли и отчаяния.

– Пожалуйста, – шептала скорее мысленно, чем пыталась отпихнуть его ладонь со своего рта и вымолвить слова. Он бы и не услышал.

Все закончилось так же быстро, как и началось или, возможно, я просто потеряла счет времени. Но повисшая тишина напугала сильнее того, что между нашими телами появился ужасающий холод.

– Прости, – Натан выдохнул в мою шею. – Прости, – повторял как заведенный, а я упиралась ладонями в стену и чувствовала, как щеки мокли от слез.

Восстановление дыхания заняло минуты три, подавление чувств вовсе все пять. Мы так и стояли, прижавшись и не ощущая друг друга. Каждый в своей микровселенной, и я без понятия, что происходило в голове Натана. Да и не понимала, что творилось в моей. Хаос, тьма… Они вернулись.

Осторожно отпрянув от стены, я оттолкнула Натана. Он шарахнулся, будто его пронзило током. Взглянула на него через плечо: глаза огромные, темные и беспокойные. Кожа приобрела мертвенно-бледный цвет.

Он пугал. И я, честное слово, хотела обеспокоиться его состоянием, но что-то сидевшее во мне и нашептывающее тихим голоском, неожиданно заорало во всю глотку.

Натан изменился в лице, когда в галерее включили свет, и все снимки оказались в центре внимания гостей. Лиза. Она смотрела на нас со всех фотографий. Я узнала девушку без труда, хотя и видела ее несколько раз. Натан знал Лизу. Этот факт неоспорим.

Он ушел. Пропал и фотограф. Пропал и Йохан.

Дело не в братьях. Они не ругались. Йохан не пытался вправить Натану мозги, как поступала несколькими днями ранее Рокси со мной. Йохан вытаскивал брата из неприятностей.

Там была ссора и, возможно,  драка, если вспомнить капельки крови на руке. Содранная кожа на костяшках после удара…

Черт, какая же я дура!

– Расскажи.

Натан покачал головой.

Злость разрасталась во мне липкими щупальцами. Я дернула платье вниз, прикрывая наготу, пряча следы нашей близости.

– Если не расскажешь, то нам больше не о чем говорить.

Я чеканила каждое слово, замечая, как менялось лицо моего мужчины. Того, кого я думала, что люблю всем сердцем, и того, кто причинил мне боль. Сначала физическая, теперь иная. Та, что разрывала внутренности и сжигала душу.

Он вновь покачал головой.

– Это из-за нее? – Моя слепая догадка выстрелила в мишень и попала в центр.

Карточный домик рухнул.

Лицо Натана приобрело пугающие очертания.

– Эмма, прошу, не лезь в это.

– Я не могу так. – Покачала головой, шлёпая по полу и перешагивая через разбросанные всюду вещи. – Рокси сказала, что у тебя была связь с девушкой в прошлом…

– Нет, – его голос громыхнул так, что я едва не подпрыгнула. Слова, повисшие на языке, превратились в протяжный выдох. – Оставь это мне.

Сердце штормило в груди, а в голове нарастал гул. Я не могу молчать. Только не сейчас.

– Оставить? Нет, Натан. Я не могу оставить этот вопрос без внимания.

Я взглянула на мужчину. Он стоял неподвижно, и лишь безумный блеск, появившийся во тьме его глаз, давал мне понять – он слышал меня.

– Елизавета Матвеева, девушка со всех фотографий из галереи, наблюдается в клинике, где я работаю. Она беременна. Но ты же знаешь, – в голосе прорезались язвительность и злость. Защитная реакция. – Она была на приёме у меня. И вот какие дела, – проговорила, складывая руки на груди, – у девушки явные проблемы. И нет, не в беременности. Там все идет гладко. А в голове. Что ты с ней сделал? Это она, да, ведь? – мой голос срывался на хрип. – Она?

– Эмма…

– Просто ответь на вопрос или уходи, – прошептала, ощущая, как каждое слово царапало глотку. – Только не лги мне, Натан.

Он молчал. Набирался ли смелости или выдумывал лживую историю… Я не знаю.

Лиза. Бедная девочка. В какие игры он втянул бедняжку? И каким, черт побери, боком я оказалась в этой истории?! Случайность или преднамеренно?

– Я не хочу видеть тебя. Уходи.

Дверь за ним закрылась с тихим хлопком. Никакой попытки остановить его. Никакой попытки остановить себя.

***

Если бы на комоде стояли вещи, то Натан сбросил бы их на пол. Если бы были зеркала, то он разбил бы их. Но в его квартире было слишком пусто.

Пещера. Логово. Могила.

Йохан однажды усомнился в адекватности брата, оказавшись здесь. Натан не пытался объяснить брату, почему он отказался от интерьерных безделушек, обилия зеркал, подсветки, ярких красок. Он устал. Он ненавидел все то, что окружало его с пеленок.

В своем доме Натан хотел быть наедине с собой. С той частью, которую он так тщательно берёг.

Он солгал Эмме, привезя ее в ту квартиру, которую теперь уже купил. Он солгал ей, показывая мир, который бы ей понравился. Разве она приняла бы эту «могилу»? Разве она смогла бы здесь находиться в сером, безжизненном мире и быть счастлива? Нет, не смогла бы. Натан понимал, что напугал бы ее, показав свое убежище. Он лгал во благо и заигрался. А теперь всё равно.

Натан разрушил тщательно выстраиваемый мир, играя с ней. Просто потому, что иначе не умел. Не научили. Сломали. Уничтожили.

Мужчина приблизился к стене цвета графита и прижался лбом к холодной поверхности. Кровь пульсировала в висках.

Стянув верхнюю одежду, он прошел по широкому коридору, миновав все комнаты. Самая последняя дверь вела в спальню. Одинокая кровать, серо-черное постельное белье, одна подушка.

Натан взглянул на окно, затянутое черными шторами.

Сейчас как никогда его обитель отражала истинные чувства.

Он допустил ошибку. Эмма пострадала. Пострадала Лиза.

Натан стянул рубашку и бросил ее под ноги. Перешагнул и присел на край постели, сминая руками покрывало.

«Исправить» – билось пульсом в голове слово, которое Натан ненавидел еще больше, чем собственную жизнь.

Опять понедельник. Опять работа, которую я с каждым днем стала ненавидеть все сильнее. Усталость, одолевшая меня, не покидала тела. Бессонница внесла свои коррективы, и я с трудом добралась до кабинета, в котором хотела бы остаться наедине. Побыть в тишине, попытаться не думать, не анализировать, не искать скрытый смысл в словах, которые теперь звенели в голове ужасающей болью.

Натан умудрился встряхнуть меня так, что аж кости ломило, а внутренности перемешались, закрутились в узел и грозились лопнуть от напряжения.

И еще я была чертовски голодна, но тошнота не отступала, а в горле стоял комок из слез, мешавший дышать.

Сбросив верхнюю одежду на вешалку, я натянула поверх рубашки халат и плюхнулась на стул. Нормально переодеваться не было сил. Хорошо, что нет приема сегодня. Как-нибудь переживу этот день, а завтра… Нет, завтра не станет лучше, но, возможно, у меня появятся силы противостоять навалившемуся стрессу.