— Эйб, в твоих же интересах рассказать нам то, что написано в дневнике. Ты знаешь, что стало причиной Слияния. И нам нужно это знать. И — Ганн прав — ты не сможешь сопротивляться нам бесконечно.

Алексия пришлось зажать себе рот рукой, чтобы наружу не вырвался крик. Она прикрыла глаза, умоляя себя стоять ровно, но ноги едва держали ее. Это действительно был он.

Голос второго Венетри принадлежал Кристоферу. Ее любимому. Ее жениху и будущему супругу.

Теперь Алексия знала, что значит — разбитое сердце. Словно кто-то тронул его ледяной рукой, и оно перестало биться. А потом раскололось на мириады осколков, и они падали, падали… Все внутри нее оледенело. Заледенела душа, и она, наверное, даже бы не удивилась, если бы капающие с глаз слезы превратились бы в осколки льда.

— Кристофер, тут кто-то есть.

— Что? — Силуэт развернулся в ее сторону.

А Алексии вдруг стало все равно. Пусть они найдут ее, пусть посадят в одну клетку с отцом.

— Всплеск чужих эмоций, чужой силы, — туманно объяснил голос с акцентом.

— Чужая энергия.

— Так найди ее обладателя, — зашипел Кристофер.

И Ганн, пройдя несколько шагов по затемненному пространству тюрьмы, нашел. И выволок Алексию за волосы. Все, что она сумела — вывернуться, едва не свернув кисть Ганна.

Все, что она хотела — взглянуть в глаза жениху.

Кристофер побледнел. Наверное, Алексия — последняя, кого он ожидал здесь увидеть.

— Ты, — прошептал он.

Алексия молчала — ледяные осколки впились в горло, мешая говорить, мешая даже дышать.

— Я… ты должна понять, я делал это ради нас двоих. — Кристофер говорил убежденно, но Алексия ему не верила.

С трудом, но она все же нашла в себе силы с горечью сказать:

— Ты — Венетри.

— Да, но…

— Как давно?

Она ждала ответа с замиранием, ждала, едва дыша. И все поняла по глазам Кристофера — еще до того, как он обронил:

— Всю жизнь. Столько, сколько себя помню. Мой отец… я пошел по его стопам.

— Значит то, что ты подобрался ко мне… То, что ты говорил — о любви и желании сделать меня своей невестой — все это ложь? Ты просто использовал меня, чтобы узнать о дневнике отца! А наша дружба — с самого детства — это тоже часть тщательно спланированного спектакля?

— Нет.

Кристофер протянул к ней руки, но Алексия с исказившимся лицом отшатнулась. И эти руки когда-то ласкали ее! Теперь она не могла думать об этом без отвращения.

— Алексия, послушай! Венетри не так давно узнали, что твой отец знает что-то о причине Слияния. Они велели мне узнать обо всем. Подобраться к тебе ближе. Да, это так. Но… Я люблю тебя, Алексия, всегда любил. Мне пришлось пойти на это — ты не представляешь, какими изощренными бывают Венетри. Они не прощают ошибок. Твоего отца похитил не я, клянусь! Наоборот, я изо всех сил пытался убедить их, что в этом нет нужды, что обо всем я узнаю у тебя и при этом никто не пострадает! Но меня не послушали. Я сумел лишь выиграть время, но ты разгадывала шифр слишком долго, у них кончилось терпение!

— Все ложь, одна ложь. — Алексия закрыла глаза. В какой-то момент ей показалось, что сознание ее покинет. Но усилием воли ей удалось удержать себя в руках. Она не хотела доставить Кристоферу такого удовольствия. Ни за что.

— Алексия, прошу, поверь мне! Венетри не настаивали на женитьбе, это было мое решение! Я не хотел подбираться к тебе ближе, я хотел быть с тобой!

— Ах, и за это я должна быть тебе благодарна? — Она рассмеялась издевательским смехом, но внутри нее в этот момент что-то умирало. Лопались невидимые струны ее души, одна за одной. Одна за одной.

С губ Алексии сорвался стон — она поняла. Она все поняла.

— Ты специально поддерживал во мне веру в то, что отец жив. Ты видел мои страдания, но говорил это не для того, чтобы их облегчить. А для того, чтобы я продолжала его искать. Чтобы я продолжала искать шифр к дневнику. А все это время отец находился здесь, в лаборатории. И когда ты предлагал мне помощь в расшифровке… Что? Они потеряли терпение? Велели тебе надавить на меня?

— Они хотели действовать более жестко. Хотели тебя похитить. Но я не дал им этого сделать.

— Как благородно, — процедила Алексия.

Кристофер приблизился к ней, она сделала шаг назад. Отступала, пока оба они не поняли, что еще немного — и она упрется спиной в жалящие прутья клетки. Тогда Кристофер остановился — на расстоянии вытянутой руки от нее.

— Алексия, пойми, я — лишь пешка в руках своего отца. Но все это можно изменить. Сейчас не время делить мир на черное и белое. Ставки слишком высоки. Если удастся привнести магию Бездны в Алырассу, только Венетри, в руках которых источник этой магии, будут обладать ею. А значит, весь мир, как бы пафосно это ни звучало, будет в наших руках. Присоединяйся к нам, Алексия… И когда мир изменится, ты будешь вместе со мной на его вершине.

Отвращение всколыхнулось в желудке, словно яд, подступило к горлу. Алексия сузила глаза и прошипела:

— Ты жалок, Кристофер. Даже для своих Венетри ты — пустое место. Я никогда — слышишь? — никогда не буду твоей. Даже если Алырассу поглотит Бездна, даже если мы останемся вдвоем в целом мире. Я. Никогда. Не буду. Твоей.

Что-то изменилось в его лице, враз исказив привлекательные и такие любимые — еще совсем недавно — черты.

«И этого человека я целовала. И этого человека мечтала назвать своим мужем».

Боль терзала сердце на части, горечь обжигала кровоточащие раны. Алексия понимала, что попала в ловушку, но вызывать Джувенела прикосновением к заветной руне не спешила. Она сама будет расплачиваться за свои ошибки — за излишнюю доверчивость, за шоры на глазах. За то, что позволила врагу называть ее своей невестой и переступать порог ее дома.

За то, что позволила себя предать.

— Если ты расшифровала дневник отца… тебе лучше рассказать мне об этом.

— Будь человеком, Кристофер. Сделай правильный выбор — хотя бы сейчас, — прошептала Алексия. — Отпусти папу.

— Я не могу, — с мукой в голосе сказал он. — Но я не могу позволить, чтобы ты попала в руки… палачам. Не могу позволить, чтобы они мучили тебя. Ведь я люблю тебя, Алексия, всем сердцем. Хоть сейчас ты и не веришь мне.

— Ты прав. Больше не верю, — безжизненно сказала она.

Что-то появилось в глазах Кристофера. Тоска, глухая и бездонная. Он даже стал казаться ниже ростом, будто его плечи сгорбились под тяжестью бремени вины. Но в тот момент Алексии было совершенно его не жаль.

— Уходи, — прошептал Кристофер.

— Стой, стой, стой. — Ганн вскинул руки вверх в протестующем жесте. — Что значит «уходи»?