— Твой друг — художник? — произнесла я, оглянувшись через плечо.

— Нечто вроде этого… — неохотно отозвался Ветров, по-хозяйски перебирая письма на низком газетном столике.

Полная мрачных предчувствий, я принялась грызть ноготь. Чтобы мои опасения подтвердились, оставалось только обнаружить две зубные щетки на полочке в ванной комнате и домашние тапочки с одинаковым рисунком «для парочек» — под кроватью.

Закончив с почтой, Ратмир принялся возиться с заедающей пирамидой магического виденья. Он нарочно избегал смотреть на меня. Похоже, и сам ощущал, насколько неуместно мое присутствие в этой студии. Наконец, вспыхнул морок экрана, и я поскорее отвернулась, боясь снова войти в транс от черной магии.

— Мне бы в ванную, — пробормотала тихо.

— Там… — Ратмир махнул рукой в сторону закрытой двери.

Прежде чем заглянуть в ванную, я отчаянно попросила Боженьку, чтобы там не оказалось двух зубных щеток, но комнатушка вообще оказалась пустой. Стопку чистых полотенец и мыльный щелок с запахом лаванды удалось обнаружить на полке, но с горячей водой — не повезло. Возможно, аггелы предпочитали ледяной душ, и он шел на пользу их кровеносной системе или чему-то там еще, но лично у меня едва не случилась остановка сердца. Казалось, что вода в кран текла прямо из Северного озера, не прогревавшегося даже летом из-за подземных источников. Чтобы вернуть телу чувствительность после экстремально освежающих процедур, пришлось долго растираться полотенцем.

Замерзшая, как цуцик, я вышла в студию. Светильники в зале снова были погашены, вокруг разливалась темнота. Сквозь огромное окно заглядывала большая голубая луна, занявшая точно половину чернильного неба и потушившая звезды. Откинувшись на диванных подушках, Ратмир бессмысленным взглядом смотрел в темноту, мимо шипящего в тишине морока видения. Он не понял, что программа давно закончилась, и моего возвращения тоже не заметил.

— Покажешь мне, куда лечь? — тихо произнесла я.

Ратмир резко оглянулся, рука дернулась под диванную подушку, видимо, там был спрятан самострел. Увидев меня, он замер, а потом в молчании поднялся и направился к одной из комнат. Дверь отворилась с громким кряхтеньем, за нею пряталось холодное нутро темной спальни. Я так замерзла, что за банальную призму с заклинанием обогрева отдала бы последний медяк!

— Спокойной ночи. — Прижав к груди ботинки, прошмыгнула внутрь и в изумлении остолбенела у изголовья огромной кровати.

На стене висела оживленная магией картина, на которой страстно и бесстыдно занимались любовью две алые фигуры. Под такой живописью не только спать всю ночь — стоять было неловко.

— Спокойной ночи, Веда, — произнес мне в спину Ветров.

— А? — совершенно ошеломленная нескромным полотном, я оглянулась через плечо, но дверь уже закрылась.

Дальше было хуже. Когда я прямо в одежде забралась в кровать и завернулась в колючее одеяло, обнаружила на потолке квадратное зеркало, отражавшее наслаждавшихся телесными утехами нарисованных любовников. Благодаря магической краске они, как живые, меняли позы, перетекали и делали характерные движения, разве что не издавали сладострастных вздохов.

Паршивцы напрочь отбили сон. Даже в середине ночи, измученная долгим тяжелым днем, я лежала в чужой кровати и таращилась на картину. Складывалось стойкое ощущение, что я в тысячный раз смотрю один и тот же эротический ролик в Мировой паутине. Пока во мне не вспыхнула зависть к беззаботным любовникам, я решила попить водички, раз уж заснуть не получалось.

Студию заливал прозрачный лунный свет, серебривший мебель и картины. Я с детства боялась темноты, а потому попыталась зажечь лампы, но светильники не отреагировали даже на пару громких хлопков. Набравшись храбрости, опрометью бросилась через зал и рывком распахнула дверь ванной. Неожиданно в тишине раздался звонкий всплеск воды, в слепой темноте вспыхнули два желтых глаза, а низкий женский голос, явно не приученный к межрасовой речи, произнес с заметным акцентом:

— Малыш, не зажигай свет…

Я завопила так, что наверняка перебудила всех соседей, если они, конечно, жили в здании. Мы с Ратмиром выскочили в студию одновременно.

— Что случилось?!

Он был растрепан, расстегнутые штаны болтались на бедрах, при движении звякала бляха ремня. Разбудив светильники коротким хлопком, Ветров принялся ощупывать мои плечи и бока, точно страшась обнаружить сломанные кости или открытые раны.

— Он это она? — тихо спросила я.

Ратмир замер, подчеркнуто осторожно убрал руки и отступил на шаг. Взгляд стал отстраненным и холодным.

— В ванной твоя подруга, Ветров?

— А кого ты там рассчитывала найти? — сухо уточнил он.

— Откровенно говоря, я вообще не рассчитывала там кого-то находить.

Между нами повисла напряженная пауза, по комнатам в тишине разносилось мое сердитое сопение.

— Мальчики, — произнес за спиной низкий голос, — вы закончили?

Я круто развернулась на пятках и едва не отшатнулась. Хозяйка студии была полностью обнажена. Гладкая кожа с нехарактерным розоватым оттенком точно потускнела от воды. Длинный хвост свернулся кольцами у предплечья. Ее тело оказалось совершенным — подтянутым, натренированным, с высокой грудью. При виде художницы даже первая красавица Ветиха заработала бы комплекс неполноценности, а я и вовсе почувствовала себя ничтожной.

— Рат, зайчик, принеси мне полотенце, — попросила аггелица.

Зайчик? Скорее уж козлик!

Тот бросил на меня странный взгляд, словно пытался подсмотреть реакцию на нескромное появление подружки.

Хотелось бросить что-нибудь ироничное, но в голову лезла разная галиматья. Пока меня не задушили ревность и желание убить кого-нибудь, например рогатую скотину, притворявшуюся хорошим парнем, я ретировалась в спальню.

Хозяйка сказала что-то по латыни мне в спину, но, видимо, обращалась к Ратмиру.

— С чего ты решила, что я смотрю на него как на хорошенькую девицу? — отозвался он с раздражением в голосе.

Дверь спальни закрылась, пряча меня от живых любовников и оставляя тет-а-тет с нарисованными. Если бы мы сейчас сыграли в игру «кто в доме самый несчастный», я бы выиграла по всем параметрам и забрала все печеньки на блюде. Отчаянно жалея себя, я закрылась с головой одеялом и принялась считать до ста, чтобы заснуть и, наконец, завершить отвратительно долгий день.

Док явился в художественную студию утром, и его мягкий грассирующий голос выманил меня из комнаты. Зал заливало яркое солнце, свет щедро струился из больших окон. Стены мерцали текучими изображениями, менялись цвета и оттенки. Сообщники расположились на диванах перед заваленным документами и пергаментными свитками столиком. Между бумагами дымились чашки с травяным чаем.

В отличие от Ветрова, Док моему появлению обрадовался: