Правда, значительная часть советских военнопленных в Германии все же не думала о патриотизме и не страдала от мысли, что за них отдают жизнь на фронтах их товарищи. Этому, к сожалению, я был свидетелем.

Но о том, что происходит в это время на фронтах, я и другие пленные в лагере были почти в полном неведении. Пользовались в основном слухами. Слушать, хотя бы тайком, немецкое или другое радио пленные не имели возможности, да и у простого немецкого населения все радиоприемники были отобраны. Их где-то хранили «до дня победоносного окончания войны». Не поступали в лагерь и газеты, в том числе и на русском языке. Можно было подумать, что деятели РОА перестали заниматься вербовкой военнопленных в свою армию. Как «истинный солдат», фельдфебель Хебештрайт без специального приказа начальства не допускал появления в лагере газет на русском языке и власовских агитаторов, считая их предателями своей Родины.

В начале второй декады апреля в нашей рабочей команде произошло большое изменение, поскольку у немцев отпала надобность в подготовке контейнеров.

Однажды после утренней поверки фельдфебель Хебештрайт в сопровождении Саши обошел строй, на этот раз особо внимательно и долго вглядываясь в лицо каждого пленного. Некоторым из болевших он приказывал встать в другой строй. Неожиданно в этот новый строй фельдфебель вывел двух моих соседей – Федора Журавского и Николая Павловича. Там же оказался и мой новый друг – Михаил Иванович Снопков. Стало понятным, что фельдфебель выявляет тех, кто по своему внешнему виду и поведению явно принадлежал к командному составу Красной армии. Но туда же попали засыпавшийся при измерении температуры Рашид и еще двое татар. В новый строй встали 75 человек из 165.

Новому строю пленных фельдфебель объявил, что они отправляются в другие рабочие команды, в основном в город Риза, где будут жить в неплохом лагере и работать на заводе по пропитке смолой или битумом деревянных железнодорожных шпал. Затем всем отъезжающим выдали на сутки пищевое довольствие (хлеб, маргарин, консервы), и их увели конвоиры. После этого распределили по рабочим местам оставшихся пленных.

10 человек в сопровождении фельдфебеля Томшке, конвоира и Саши отправились на двух грузовиках в какой-то ликвидированный лагерь военнопленных, оттуда они двумя рейсами доставили к нам 30 двухъярусных деревянных нар вместе с продезинфицированными тюфяками и одеялами. Таким образом, теперь всех обеспечили примитивными постелями.

После ужина оба фельдфебеля – Хебештрайт и Томшке, а также старший ефрейтор Шлихт осмотрели нары и поинтересовались, все ли пленные довольны своими постельными принадлежностями, на что, естественно, получили утвердительный ответ. Заодно Хебештрайт сообщил, что в соответствии с распоряжением руководства Шталага IVA в Хонштайне, которому мы административно подчинялись, и приказом начальника Каменц-ского гарнизона «хозяином» нашей рабочей команды стал комендант соседнего военного городка, носящего имя Адольфа Гитлера. В его казармах дислоцировался запасной танковый полк с входящими в его состав экипажами, с мотострелками и противотанковыми артиллеристами, а также солдатами других родов войск. Почти все они – бывшие раненые, которые находятся там временно, – до окончательного выздоровления и возвращения на фронт. Нам предстоит работа в этом городке: на железнодорожной станции Каменц-Северная выгружать из поездов и складировать прибывающие в разобранном виде стандартные деревянные бараки и отправлять эти бараки заказчикам. Предстоит также засеять свободные участки овощами и ухаживать за ними, устраивать водоемы для тушения пожаров, прессовать сено, заниматься уборкой территории и т. д. Мы будем также выгружать на вокзале продовольствие и доставлять его на грузовиках в военный городок.

Закончив рассказ, фельдфебель заявил, что, поскольку рабочая команда, сохранив свой номер 1062, значительно уменьшилась, отпала необходимость иметь в ней двух штатных переводчиков, да и один переводчик будет одновременно старшим команды пленных. И этим человеком фельдфебель назначил меня – бывшего студента, умеющего не только говорить, но и писать по-немецки.

Разумеется, я должен был согласиться, но попросил, чтобы обе эти обязанности я мог совмещать с выполнением физических работ, которыми будут заниматься все товарищи, так как мне не хочется иметь никаких привилегий.

В связи с этим эпизодом не могу не отметить, что 3 апреля 1986 года в ГДР в областной газете «Саксонская газета» Рудольф Магер опубликовал статью, посвященную 20-летию общины деревень Цшорнау-Шидель округа Каменц, в которой упомянул, что «в Цшорнау находился лагерь советских военнопленных, где функции переводчика выполнял москвич Юрий Владимиров… бывший год назад официальным гостем общины Цшорнау-Шидель». Автор назвал меня доктором наук, поскольку ученая степень кандидата технических наук в странах Запада соответствует степени доктора наук.

…Теперь уже бывший первый переводчик Саша подошел ко мне, пожал руку и сказал, что «у него наконец гора упала с плеч». А после ужина с радости от такого облегчения он спел очень популярный до войны романс Бориса Фомина на слова П.Д. Германа «Только раз», где был такой припев: «Только раз бывает в жизни встреча, только раз судьбою рвется нить, только раз в холодный зимний вечер мне так хочется любить». И кстати, Саша потом пел его очень часто. Жаль, что у нас тогда не было гитары, чтобы аккомпанировать Саше.

…Естественно, у меня, назначенного старшим рабочей команды, возникли к фельдфебелю организационные вопросы. Надо было уточнить, сколько человек посылать на кухню, поскольку количество едоков уменьшилось. Фельдфебель сказал, что будет достаточно, чтобы работали три человека. Вместе с одним из двух уборщиков они обязаны привозить обед на телеге на те рабочие места, которые окажутся далеко от лагеря. А если пленные будут работать близко, то они должны приходить на обед в лагерь. Иван Уваров оставался работать на немецкой кухне. Маляр и два столяра оказались больше не нужными, но портной и сапожники продолжали работать на прежних местах. Количество уборщиков в лагере сократилось.

Я объяснил фельдфебелю, что для выноса параши и других работ в гараже буду выделять по очереди трех дневальных и список вывешу на стене. Из числа дневальных исключу только пожилых пленных, работников кухни, обоих уборщиков, сапожников и портного. Сам буду дневалить вместе со всеми.

Составление списка дневальных заняло у меня почти три вечера и часть выходного дня. Эта работа оказалась достаточно сложной. Надо было выяснить фамилии и инициалы всех пленных, записать длинные личные номера, а затем составить список в алфавитном порядке. Список я написал черными чернилами, каллиграфическим почерком на двух листах плотной белой бумаги, которую для меня где-то достал сорб Николай Билк. Когда я вывесил список, все товарищи собрались около него. Потом подошли оба фельдфебеля, разогнали людей и внимательно рассмотрели мою работу. В понедельник при утренней поверке Хебештрайт публично похвалил меня за этот список. Список дневальных мне приходилось писать неоднократно, так как личный состав рабочей команды постоянно менялся. А последний список, сделанный в марте 1945 года, хранится у меня до сих пор – я снял его со стены, когда 20 апреля команда навсегда оставляла лагерь. И этот список мне очень помог при написании данных воспоминаний.