Когда мы копали землю и делали грядки, наш распорядитель – сорб Якоб – постоянно твердил нам по-немецки: «Immer langsam immer langsam, eilt nicht» («Всегда не спешите, не торопитесь, работайте медленно»). Эти же слова мы слышали от немцев почти на всех работах, кроме особо срочных, типа разгрузки или погрузки вагонов. От нас требовали прежде всего высокого качества работы, а не быстроты. Кроме того, многие из них не торопили пленных просто из-за жалости к ним…

20 апреля немцы скромно отметили день рождения Адольфа Гитлера, а 22 апреля я во время утренней поверки не побоялся напомнить всему строю, что в этот день в 1870 году родился В.И. Ленин. Но со стороны немцев это не вызвало никакой реакции.

Суббота, 24 апреля, не стала для нас коротким рабочим днем – пришлось трудиться почти дотемна. В этот день надо было обязательно разгрузить вагоны и освободить путь для другого состава. Я предупредил Штайнорта, что заставлять нас работать до позднего вечера незаконно, но из этого ничего не вышло.

Через несколько дней фельдфебель Хебештрайт после утренней поверки тщательно выбрал из нас 30 человек и заявил, что эти люди, в число которых попали и мои друзья Иван Осокин и Гудзь, будут отправлены в другую рабочую команду, далеко от Каменца. Так и произошло.

В конце апреля на аэродром начали прибывать дополнительные немецкие военнослужащие в форме авиаторов. Это привело к тому, что на территории лагеря стал ощущаться недостаток помещений. Тогда аэродромное командование предложило фельдфебелю Хебештрайту освободить большой гараж, занимаемый пленными, и переселить их в соседний, малый гараж. Поэтому оба праздничных дня 1 и 2 мая мы занимались перетаскиванием нар на новое место. Перетащили также столы, скамейки, стулья, парашу, вешалки, наладили водопровод для умывания и привели в порядок электроосвещение. Теперь я, Саша Зинченко, Миша Федерякин и Никита Парфенов расположились уже не в отдельной комнате, как раньше, а вместе со всеми.

Распорядок дня в малом гараже остался неизменным, то есть вечером, в 20 часов, часовые запирали его снаружи на замок, а в 5 часов 30 минут утра следующего дня открывали. Иногда часовые и фельдфебель навещали пленных даже глубокой ночью, проверяя их присутствие. Жизнь на новом месте затрудняло отсутствие хотя бы небольшой печки, так что мы не могли сварить себе дополнительную еду или вскипятить воду, просушить намокшую одежду и обувь.

Вечером 4 мая, когда все пленные вернулись с работы, в гараж зашли вместе со старшим ефрейтором Шлихтом оба фельдфебеля – Хебештрайт и Томшке. Хебештрайт объявил, что с завтрашнего дня комендантом лагеря и руководителем нашей рабочей команды становится Томшке, а он покидает нас и вообще Каменц, так как получил более высокое назначение. От имени всех товарищей я пожелал Хебештрайту успехов на новом месте, и все три немца ушли.

На следующий день после утренней поверки Томшке объявил, что ему необходимы человек пять плотников, столяров и слесарей, и к ним 10 помощников, которые должны поработать пару недель на аэродроме. Из желавших попасть в эту группу с моей помощью отобрали нужное количество.

Сначала нас завели на склад, где нам выдали метлы, щетки, ведра, гвозди, лопаты, строительный инструмент. Место работы располагалось на левом берегу реки Шварце-Эльстер. Это был небольшой запущенный деревянный барак, который предстояло привести в порядок и окружить со всех сторон колючей проволокой. Я поинтересовался у Томшке, для кого же мы готовим этот барак. Он ответил, что выполняет приказ, полученный из Гроссрёрсдорфа, а кто конкретно будет проживать в бараке, пока ему не известно.

Наступил очередной банный день, и Томшке взял меня с собой для получения белья. Мне пришлось тащить за собой тележку. С городского вокзала мы проехали на поезде две остановки. Гроссрёрсдорф, куда мы прибыли, оказался очень тихим, чистым и уютным городком. На складе нам выдали белье в двух мешках, которые я погрузил на тележку. К обеду мы вернулись «домой».

Утром Томшке сказал, что он решил изменить порядок смены белья в бане, применявшийся раньше при большом количестве моющихся. Теперь можно было выдавать свежее белье не по окончании мытья голым людям, а перед посещением бани.

Когда я приступил к раздаче белья, каждый норовил получить комплект получше. В результате мне – последнему – досталось довольно рваное белье. Хотя я мог выбрать лучшее, я этого не сделал специально, чтобы не строить из себя «начальство», тем более что нижнее белье все равно скрыто под рубашкой и брюками. Так я поступал всякий раз, за что меня товарищи ценили, хотя не раз предлагали брать белье первым.

…К концу третьей недели мая наступил перерыв в работах на товарной станции, а на аэродроме закончилась подготовка лагеря для приема новых пленных. К этому времени наши огородные работы тоже закончились, и начальство привлекло нас на другие дела: человек двадцать отправили в каменный карьер, двоих – на канализационную станцию, десять взяли, чтобы привести в порядок тюки прессованного сена. А еще 10 человек, включая меня, Сережу Кулешова и Тиму Добринского, сорбы Юрий, Якоб и Йохан, а также немец Макс Кунат взяли с собой и повели в город без конвоира. Наши сопровождающие были в синей спецодежде с фартуками и рюкзаками, в которых находились полотенце, мыло, ножик, ложечка, а также съестное для завтрака и обеда, которые устраивали соответственно в 9 часов 30 минут и 16 часов. Их съестное обычно состояло из холодного и полусладкого эрзац-кофе в термосе и тонко нарезанных кусков хлеба, смазанных топленым салом. Хлеб помещался в алюминиевой коробочке.

Хотя с нами и не было конвоира, мы все равно шли строем по три человека в ряду, а мастера – по тротуару. Все встречавшиеся по пути местные жители и даже дети очень дружелюбно приветствовали мастеров, а с ними и нас. Некоторые интересовались нашим «путешествием». И здесь отмечу, что немцы, особенно в сельской местности и в небольших городах, при встречах друг с другом и с незнакомыми людьми, включая пленных, бывали чрезвычайно приветливы. Многие жители были одеты, в соответствии с их профессией и должностью, в стандартные форменные одежды различного цвета с погонами. Свою форму имели, например, не только полицейские, жандармы и железнодорожники, но и почтовые работники. По дороге мы остановились перед серой башней с конической крышей из ярко-красной черепицы. Якоб сказал, что эта башня является частью бывшей городской крепости и называется Бастионной, ей уже более 400 лет. Недалеко от башни находился величественный собор Святой Марии. Возле башни расположился почти ее ровесник – бывший Дом солода, двухэтажное здание, предназначенное для варки пива.

В ближайшем переулке мы зашли в небольшой выложенный камнем двор и спустились в подвал дома, где должны были заниматься переборкой сложенной на полу картошки. Тима Добринский тут же задал вопрос, нельзя ли сначала зажечь костер и испечь для каждого хотя бы по паре картофелин. Но оказалось, что это невозможно: нет дров, жильцы дома будут возражать, могут выказать претензии.

Работа шла медленно, но весело. Сорбы, понимающие по-русски, и пленные вели разговоры на разные темы. Порой шутили, рассказывали о женщинах, дискутировали по поводу существования Бога, жаловались на жизнь, прогнозировали, когда и в чью пользу окончится война. Однако через некоторое время, когда я пошел с Якобом в туалет, он сообщил мне, чтобы я и мои товарищи не очень откровенничали при Юрии втором, так как он хотя и сорб, но состоит членом нацистской партии.