– Он, по-вашему, грязный? – удивилась Ольга. – Вполне может быть, давно катается в багажнике. На всякий случай. Вот видите, случай выпал. – Она как будто оправдывалась.

– Ну... Он у вас, конечно, в клеточку... – улыбнулся Никита. – Наверное, в белую и красную?

Ольга рассмеялась.

– Наверное, в белую и красную, – повторила она за ним. – А вы как думаете?

– Как думаю, я уже сказал.

– Поняла, – кивнула Ольга.

– Зонты из такой ткани, как ваш, то есть из синтетической, лучше стирать синтетическим порошком. Теплой водой, градусов тридцать. Потом прополоскать, обязательно протереть губкой. Потом раскрыть и сушить на воздухе. – Никита говорил, не глядя на Ольгу, расправляя зонт.

– Вы знаете о зонтах все? – спросила она, когда возникла пауза – Никита не сразу справился со спицей, которая давно норовила вылезти из своего гнезда.

– Все? – Никита задумался. – Нет, об этом, я думаю, все не знают даже китайцы, хотя они их изобрели в одиннадцатом веке до нашей эры.

– Почему же?

– Потому что зонты были вещью царей и вельмож. А знания передаются учеными людьми. У них зонтов могло не быть.

– Значит, цари и вельможи не ученые, да? – тоном упрямого подростка спросила Ольга.

– Эти люди всегда относились к разным категориям. Их знания об окружающем мире и о жизни не совпадают. Точно так же, как сейчас. – Ольга вскинула брови, но промолчала. – Самый первый зонт, как гласит предание, защищал человека от солнца. Он был тяжелый, с длинной ручкой...

– Наподобие пляжного, – заметила она.

– Пожалуй, – согласился Никита.

– Тогда что в нем царственно-вельможного? – спросила Ольга с насмешкой в голосе. Она представила себе трепещущий на ветру полосатый зонт на берегу моря, под которым прошлым летом пряталась от солнца.

– Только то, что он являлся принадлежностью членов королевской семьи и высокопоставленных придворных, – ответил Никита, опуская Ольгин зонт на картонку в углу.

– Понимаю. Но жизнь переменилась, теперь под похожим зонтом сижу самая обычная я... – Ольга собралась услышать смех.

Но Никита сложил руки на груди и продолжал, слова сыпались, но не со скоростью дождевых капель. Похоже, он неторопливый человек.

– После Востока зонт покорил Древнюю Грецию. Затем Рим. Там он утратил свою царственную силу. Стал дамским угодником.

– Когда же его поставили на нынешнее место? Когда он стал прислугой всех и каждого? – Если не можешь остановить поток – вступи в него, вспомнила Ольга чью-то фразу и воспользовалась советом.

– Гораздо позднее. В семнадцатом веке зонт стал расхожим предметом уже во Франции. Он назывался «парасоль», то есть защитник от солнца. Позднее проявился его новый талант – защищать от дождя.

– Дальше – больше, – подхватила Ольга, – сообразительные люди принялись начинять его кто чем, да? Я читала о зонтах стреляющих, колющих, выпускающих ядовитые газы.

– Все так и было, – кивнул Никита.

Ольга поняла, что Никита мог рассказать много чего о зонтах. Похоже, те, кто приезжал к нему в ангар, были нелюбопытны.

Так и было – сотни зонтиков лежали в коробках, пришельцы из разных стран мира, многие из них – с чужими паспортами и под чужим именем. Никита смотрел на такие с жалостью и сочувствием: сделаны на один дождливый день, а их купят, заставят открываться и закрываться изо дня в день в московскую мокрую осень. Их станут бранить, ругать, осыпать проклятиями за то, на что они не способны по своей природе.

В общем, много раз приходил к мысли Никита, люди относятся к вещам так же, как друг к другу. Если кто-то что-то не может, значит, слабак, хотя его родили совсем не для того, чтобы он стал борцом с жизнью или за нее. На самом деле их задача – просто жить изо дня в день, потому что есть день и есть они. Этому учила его Наталья Петровна.

Ольга смотрела на Никиту, ей хотелось понять, о чем он думает. Как странно, такого никогда с ней не было. Наоборот, ей никогда не хотелось узнать, о чем думает, например, Алексей...

– Итак, – сказала Ольга, похлопывая рукой по поручню кресла, – у меня к вам дело.

Никита шагнул к табуретке у стены, поднес к столу и сел напротив Ольги.

– Я не сомневался. Излагайте. – Он не сводил глаз с ее лица.

Как он раньше не заметил, что у нее на кончике носа ямка, наверное, как и он, болела в детстве ветрянкой. У него тоже есть след, но на груди. Он улыбнулся одними глазами.

Когда Ольга закончила говорить, Никита молча смотрел на ее губы. Как бы ему хотелось снисходительно бросить: «Легко». А ее тонкие от природы, не от пинцета, брови радостно взлетели бы: «Я так и думала!»

Но он вздохнул, сцепил руки на столе и сказал:

– Значит, вы хотите, чтобы я помог вам найти тотем атабасков?

Никита не понимал, что с ним. Он почти не слушал, он смотрел на нее. Он улавливал травяной аромат ее туалетной воды, наблюдал, как двигаются руки, которыми она помогала себе объяснить то, что не видела сама. Он понял – она не видела фигурку тотема. Ей о ней рассказывали.

– Да, – сказала она. – Я хочу, чтобы вы мне помогли. Вы говорили, что разбираетесь в таких вещах. Помните?

– Не отрицаю, – согласился Никита. – Но обычно мне приносят предметы, по ним я делаю заключение. Я не разыскиваю их сам.

– У вас наверняка есть контакты. Вы можете спросить...

– Эта вещь... так важна для вас? – тихо задал вопрос Никита, испытывая внезапную ревность.

Для кого она старается? Но тут же осадил себя – не для него, это точно. Для него Ольга уже постаралась: вынула земноводную тварь из колодца. Не из тех ли она, кто готов заниматься чужими делами, чтобы не думать о своих? Девочка-помогай, с долей яда предположил он.

Видимо, в его лице что-то переменилось, Никита заметил, как Ольга резко выпрямилась, словно ее позвоночник внезапно одеревенел.

– Да, – коротко бросила она. – Важна. Тот, кто хочет получить тотем, готов заплатить за него. Разумную сумму. Вы как посредник получите определенный процент.

– Гм-м-м... – протянул Никита, улыбаясь, тем самым призывая ее расслабиться. – Определенный процент, говорите. – Он расцепил руки, вскинул их и прошелся по лицу снизу вверх, потом по волосам – отцовский жест. Он заметил в ее глазах смех. Спохватился – пригладил волосы. – В чем он будет выражаться, мой процент? – Он оглядел ее так пристально, что сам удивился – прежде не знал за собой такого взгляда.

Никита заметил, как дрогнула ее грудь под полосатой тканью рубашки, обтянувшей ее. Его глаза замерли на ней, потом он оглядел талию, бедра. Она не плотно подкатила к столу в крутящемся кресле, поэтому сидела как на сцене.

Ее глаза метнулись к открытой двери, она сделала вид, что не замечает его разглядывания. Мокрый ветер раскачивал тонкий лист дверной жести в петлях, она тихо стонала.