Наконец мы добрались до первого этажа.

– Не пора ли возвращаться? – спросила Сэди, когда мы вынырнули из переулка за моим домом на улицу Канонича.

Я покачала головой.

– У нас в запасе еще два часа. – Стояла глухая ночь, и я не знала где еще мы могли бы переждать или спрятаться.

– Может быть, еще чуток прогуляемся? – спросила она. – Я бы хотела еще раз увидеть город.

Я приготовилась отказать ей. Нам следует отправиться прямо к реке и найти место недалеко от решетки канализации, где можно укрыться. Гулять по улицам было опасно: мы нарушили комендантский час, и если нас поймают, то арестуют. Но она и так об этом знала.

– Пожалуйста, Элла. Пока я еще на свободе. Кто знает, когда снова выпадет такой случай?

Тогда я посмотрела на ситуацию с ее точки зрения. Для нее это были заветные мгновения свободы, и возможно, даже последние. Я направилась к темным улицам за Рынком, рассчитывая, что она хочет увидеть Старый город, думая повести ее по тем местам, где гуляла я. Но Сэди, перехватив инициативу, взяла меня за руку и потянула в другом направлении, уводя на юг, к Казимежу, району, бывшему когда-то Еврейским кварталом – и ее домом.

Хотя я несколько раз миновала окраины Казимежа по пути на мост, я не была в этом районе с начала войны. Казимеж – скопление узких улочек, где теснились больше дюжины синагог. Когда-то здесь было полно еврейских магазинов и торговцев, на улицах больше говорили на идише, чем на польском. Теперь здесь нет евреев, здания сожжены, окна разбиты. Но по-прежнему находились редкие артефакты: надпись на иврите, выгравированная на осколке разбитого стакана, слабые очертания мезузы на месте, где она когда-то висела на двери.

Мы шли по пустынным улицам и молчали, тишину нарушали только осколки стекла, хрустевшие у нас под ногами. Краем глаза я наблюдала за Сэди. Выражение ее лица становилось все мрачнее с каждым кварталом. Наверное, она впервые увидела, во что превратился ее район, и я решила, что она жалеет о том, что привела меня сюда.

– Мы можем повернуть назад, – предложила я. – Пойти другим путем. – Вид того, чего уже больше нет, определенно сильно ранил ее. Но, угрюмая и решительная, она продолжала путь.

Сэди свернула на улицу поуже и остановилась перед рядом городских домов. Казалось, они не так сильно пострадали, как те, которые мы миновали. Они выглядели пригодными для жилья. Сэди молча глядела на здание, погруженная в воспоминания.

– Твой? – спросила я.

Она кивнула:

– Наша квартира была на третьем этаже. – Я поняла, что они жили, занимая только один этаж, а не целый дом, как мы.

Дом Сэди выглядел очень скромно, но по тому, как в ее глазах заплясали воспоминания, я предположила, что жизнь в нем была наполнена теплом и любовью.

– Однажды ты вернешься сюда, – сказала я. Я вложила свою руку в ее, и мы переплели пальцы. – После войны. – И хотя я сказала из добрых побуждений, мы обе понимали, что это неправда. Война разбила ее жизнь на слишком большое множество осколков, чтобы их можно было заново собрать в единое целое. Что бы ни уготовила ей жизнь после войны, сюда она не вернется.

Сэди так долго стояла неподвижно, что я испугалась, что она вообще не уйдет отсюда. Я только собралась уговорить ее пойти дальше, но она бросила последний взгляд на дом и повернулась ко мне.

– Я готова, – сказала она наконец. Вместе мы медленно пошли обратно к реке, в Подгуже.

Когда мы подошли к мосту, я оглядела дальний берег в поисках Крыса. Конечно же, я его там не нашла. Было еще слишком рано, до нашей предполагаемой встречи оставалось больше часа. Тем не менее я тревожилась обо всем плохом, что могло произойти – он не смог достать еду или его арестовали.

– Крыс еще не пришел, – произнесла я.

– Он тебе все еще нравится, – заключила Сэди. – Я слышу, как ты по-особенному произносишь его имя.

Я пожала плечами.

– Может быть. Но мы никогда не сможем быть вместе, так какая разница?

– Никогда не говори никогда, – бросила она мне мои же собственные слова. Мы рассмеялись, и наши голоса унес ветер. – Любовь всегда имеет значение, – добавила она серьезным голосом.

Мы обогнули угол здания возле моста. И в этот момент впереди послышался звук автомобильного двигателя. Это была полицейская машина, похожая на ту, что мы видели раньше, патрулирующая берег реки. Мы отпрыгнули за угол, прижимаясь к одному из домов, чтобы нас не заметили. Сэди дрожала рядом со мной. Я мысленно приготовилась, что нас обнаружат и попыталась придумать объяснение, что мы делаем на улице в столь поздний час. Полицейская машина медленно проехала по дороге вдоль реки.

– Мы не можем здесь ждать, – сказала я, когда она уехала.

– Что же нам делать? – спросила Сэди. Ее всю трясло от страха. Я ломала голову. Мы не могли вернуться ко мне домой, но и оставаться на улице было небезопасно. – Нам нужно найти какое-нибудь укромное место.

– Где? – спросила она.

Я не ответила, но разглядывала ряд домов, тянувшихся вдоль реки, в поисках хоть малейшего укрытия. Мой взгляд остановился на заброшенном доме с лестницей, ведущей к входной двери.

– Туда, – велела я, указывая на пространство под лестницей. Если не считать нескольких ящиков, там было пусто.

Сэди поспешила за мной к дому с лестницей. Когда мы убрали ящики, оттуда повеяло затхлой вонью. Я задышала неглубоко, силясь не давиться, но Сэди без колебаний забралась в крошечное пространство, будто не замечая запаха. Я не знала, жили ли люди в соседних домах, заметят ли они нас под лестницей, станут ли возражать. Но это единственное подходящее место, и другого у нас не было.

Я аккуратно заползла внутрь, а Сэди заблокировала вход ящиками, хотя вряд ли такая баррикада кого-нибудь остановила бы. Мы молча прижались друг к другу.

– Сегодня у меня день рождения, – внезапно осознала я, произнеся это вслух. Из-за всего произошедшего все дни слились воедино, и я почти забыла.

Сэди выпрямилась.

– О, Элла, с днем рождения!

Трудно поверить, но я забыла о собственном дне рождения. Я была младшим ребенком в семье, и родители всегда бурно отмечали мой день рождения – застольем, подарками, воздушными шарами, а в ясную погоду – поездкой в зоопарк. Теперь никто и не вспомнит.

– Когда у тебя день рождения? – спросила я у Сэди.

– Восьмого сентября. Может быть, к тому времени все это закончится, и у нас получится отпраздновать вместе.

– Мы обязательно отметим, – пообещала я, желая уцепиться за невероятный образ будущего, который она предложила. Изможденная Сэди положила мне голову на плечо. Она начала дрожать, и я не знала, от холода ли, от страха или чего-то еще. Я придвинулась ближе, стараясь согреть ее, затем сняла с себя свитер и накинула на нее, притягивая ее ближе. Меня окутало теплом, и в этом самом невероятном из мест мы уснули.