Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она ставит на пюпитр ноты и говорит:
— Но тебе Бетховена будет мало, придётся ещё кого-нибудь потолще подложить. — И подкладывает, я сажусь, Мамочка смотрит и говорит: — Вот так как раз хорошо — руки на правильной высоте относительно клавиатуры. — Она смотрит на меня внимательно и спрашивает: — Нинуша, можно дать тебе два совета?
— Мамочка, ну конечно можно! — Мне очень как-то странно и неудобно, что она у меня спрашивает разрешения.
— Во-первых, никогда не играй из-под рояля, руки должны быть на уровне клавиатуры, а кисти рук, — Мамочка показывает, — всегда сюда чуть прогнуты, и никогда наверх! Во-вторых, играть двумя руками так же просто, как одной. Как только ты себе это сказала, в мозгу сразу появляются два глазочка — один на верхнюю строчку смотрит, другой — на нижнюю. Всё очень просто. Начинай учиться! — Она гладит меня по голове и выходит из комнаты. Я счастлива! Сижу за роялем, смотрю в ноты, там, по-моему, всё просто — нет пассажей, нот не очень много, и я почему-то думаю, что «Болезнь куклы» — вещь не очень быстрая, ведь её всё-таки Чайковский написал, а не эта… с двойным голосом. Басовый ключ мне Элка показала, можно начинать!
Ну и ну! Я думала, вещь простая, сразу буду играть — медленно, конечно, но играть. Ух ты! Вот ведь как я ошиблась! Играю медленно, но всё равно мелодии не получается, а всё рваное — долго нужные ноты ищу, особенно в басовом ключе. Я, правда, никогда на рояле не играла, но я думала, лучше получится. Всё-таки до конца добралась! Думаю: надо опять сначала сыграть, теперь лучше получится. Играю сначала — получается почти то же самое, нет мелодии, всё рваное, но я уже так не волнуюсь и быстрее попадаю на нужную ноту. Дошла до конца. Устала! Нужно опять сыграть, сейчас уже что-то получится. Ко мне подходит Мамочка и спрашивает:
— Нинуша, как ты думаешь, сколько времени ты играешь?
— Не знаю, — говорю, — минут пятнадцать — двадцать, наверное.
— Ты играешь ровно сорок минут!
— Обалдеть можно! — расстраиваюсь я.
— Нинуша, — говорит Мамочка очень серьёзно, — ты молодец, ты сама разобрала вещь двумя руками, а до этого ты ни разу не подходила к роялю!
— В Свердловске, — говорю, — на музграмоте к роялю один раз подвели и показали «до-ре-ми-фа-соль-ля-си-до».
— И всё! — говорит Мамочка.
— Да! — говорю.
— У тебя всё будет хорошо, — говорит Мамочка, — потому что ты человек целеустремлённый, раз ты что-то себе наметила, ты обязательно это сделаешь. А теперь быстро, — смеётся Мамочка, — ужинать, умываться и спать!
— А где все? — Я удивляюсь. — Почему они ужинать не идут?
— Они уже поужинали и спать ложатся, — говорит Мамочка. — А ты даже не заметила, потому что ты дело делала!
Я вытираю мокрое лицо, смотрю на себя в зеркале в ванной, мне очень хорошо! Я думаю: я научусь играть на рояле, буду петь и сама себе аккомпанировать.
Я знаю, что это будет! Точно знаю!
Мы только что пообедали, и у меня стали руки липкие, а я очень не люблю липкие руки. Пошла и мою руки в ванной. Ко мне заглядывает Бабушка и говорит тихо:
— Деточка, ты знаешь, что-то у нас Анночка грустит!
— Почему она грустит? — удивляюсь я.
— Вы же раньше всё время вместе были, — объясняет Бабушка. — В Свердловске первый год всё время вместе, потом, школа музыкальная — она близко была, и в простую школу ты не ходила, вы почти всегда вместе, даже на одном сундуке спали!
Мне так стыдно стало: как же я об Анке забыла?! Просто я сейчас за неё не волнуюсь, она всегда или с Мамой, или с Бабушкой. Но раньше мы с ней играли, я ей читала, мы пели, ногами болтали, хохотали, а сейчас я в двух школах учусь, Анночка всё время с Бабушкой, Мамочка часто в университет ездит на троллейбусе — она там до войны училась и сейчас хочет учиться.
Я бегу в детскую. Анночка уже сидит на полу на коврике с утёнком Тимом, рядом кубики лежат.
— Анка! — кричу я. — Пошли во двор — погуляем, поиграем во что-нибудь!
— Пошли! — радуется Анночка, идёт в прихожую, берёт свое ведро с совком, я беру мячик и спрашиваю:
— Хочешь, мы с тобой в мячик поиграем?
— Я буду лучше куличи делать, смотреть, как ты в мячик играешь, — мне так будет весело, — объясняет Анночка.
— Бабушка, — кричу я и открываю входную дверь, — мы во двор!
Во дворе уже играют две мои приятельницы — Лена и Инна. Я иду с Анночкой в песочницу, там маленькая девочка сидит. Я спрашиваю у Анночки:
— Тебе хорошо здесь будет?
— Да! — радуется Анночка.
— Если что, — предупреждаю я Анку, — сразу меня зови! Она кивает головой, а я бегу к девочкам. Смотрю, во дворе много народа — мальчишки появились, двух я сразу узнала, хоть они и выросли: один очень глупый, а другой тоже глупый, да ещё и очень рыжий, они и до войны такие были! Мы ещё нашли несколько девочек и стали играть в круговую лапту. Играем, играем — я очень её люблю! Вдруг слышу, Анночка кричит. Я сразу побежала к песочнице, и мне навстречу от песочницы быстро идёт девочка, Таня зовут, она немножко выше меня ростом и так противно улыбается, наверное, сразу несколько гадостей сделала! Я подбегаю к песочнице, там лежит Анночка и уже не кричит, а только стонет. Я смотрю на неё — какой ужас! Наверное, её сначала водой облили, воротник на платье даже мокрый, а потом в песке изваляли — всё лицо в песке, глаз не вижу, рта тоже! Я сажусь рядом с ней в песок и говорю, как Мамочка, негромко, но очень понятно: «Анночка, я здесь, рот не открывай, глаза не открывай, сейчас я тебя посажу и весь песок с тебя стряхну». Она лежит и молчит. Я лезу в карман за носовым платком, а там, конечно, нет платка. Всё-таки я дура и чертовка! Тогда я лезу к Анке в карман — там, конечно, платок есть. Я её за плечи сажаю и аккуратно стряхиваю и стираю песок сначала с глаз, потом со рта, в ноздрях ничего нет, и я приговариваю: «Сейчас, сейчас, уже немного осталось!» Платок уже грязный — и остальное лицо я вытираю ей подолом своего платья. Говорю: «Открывай рот!» Она открывает. Я спрашиваю: «Всё хорошо?» Она кивает головой. Я говорю: «Глаза открой!» Она открывает — они такие большие, такие голубые и перепуганные! И вдруг у меня в груди сразу вырастает очень сильное волнение и бешенство! Я не хочу её пугать и спрашиваю тихо и спокойно:
— Кто это тебя так?
— Таня, — говорит Анночка. — Знаешь, у неё ещё сестрёнка Варя, ей тоже четыре с половиной года, мы с ней, не помню когда, здесь играли.
— Расскажи, как всё было! — Я говорю очень спокойно, но в груди у меня уже совсем нет свободного места.
— Таня подошла к песочнице с ведёрком, а в нём немножко воды, — объясняет Анночка, — а Варя стояла у подъезда, и Таня мне говорит: «Уходи отсюда, сейчас здесь будет играть моя сестра!» Я говорю: «Здесь очень много места — нам всем хватит». Она говорит: «Убирайся отсюда, а то хуже будет!» Ниночка, я очень удивилась и сказала: «Я не буду отсюда «убираться». Я ведь правильно сказала?