Семьи офицеров и казаков, женщин, детей и стариков (а в колонне ехал и престарелый отец атамана, «разменявший» восьмой десяток), Толстов решил забрать на корабли последними – слишком растянулась по пустыне вереница беженцев, и ждать придется несколько дней, а время уже не терпит. Да ничего с ними не случится, их чуть больше тысячи, контр-адмирал Сергеев гарантирует, что их его моряки обязательно тут дождутся, примут всех на борт и доставят в Петровск. Единственное, что необходимо взять под личный контроль и постоянный пригляд - войсковую казну из сорока ящиков по два-три пуда серебряных рублей и полтин в каждом. Она под надежной охраной должна быть перевезена вместе с казачьими полками на западный берег моря в первую очередь.

Оставлять ее под присмотр моряков безумие, и так потеряно несколько драгоценных ящиков (ведь к серебру у людей доверия гораздо больше, чем к напечатанным и обесцененным бумажкам), которые в январе захватили разбойники киргизы в пустыне во время большого бурана, внезапно напав и перебив охранявших их казаков…

Екатеринодар

главнокомандующий Вооруженными Силами

Юга России генерал-лейтенант Деникин

- Все решится сегодня! Не могут же они не понимать, что уже стоят у самого края бездны!

Антон Иванович тяжело вздохнул и в очередной раз склонился над картой, словно пытаясь в нанесенных на нее стрелках и овалах найти спасительное решение. Вот только выправить ухудшавшуюся прямо на глазах ситуацию имеющимися в распоряжении собственными силами невозможно. И лишь всеобщая мобилизация кубанского казачества, что издревле называлась «сполох», поможет если не отстоять Северный Кавказ, то, по крайней мере, спасти саму Кубанскую область. Все должно решиться сегодня, на чрезвычайном круге, где соберутся представители станиц, сама Рада и войсковое правительство с атаманом.

Главнокомандующему ВСЮР предложили выступить на круге с обращением к Кубанскому войску. И сейчас генерал Деникин спешно набрасывал короткие тезисы своего будущего вечернего выступления к собравшимся казакам. Но в голове постоянно крутились мысли, отогнать которые он, собрав всю свою волю в кулак, никак не смог. И хотя питал отчаянную надежду на выступление не менее чем семидесяти тысячного воинства, которое могло выставить Кубань (причем без всякого запредельного усилия), но разум холодно говорил ему, что набрать, в лучшем случае, удастся тысяч тридцать конных и пеших казаков, вряд ли больше.

От всего войска сейчас на фронте сражалось лишь десять тысяч кубанцев. На Ставрополье недавно пошла в бой только одна из сформированных дивизий - 4-я генерал-майора Фостикова из хоперских и лабинских казачьих полков. «Линейцы», всегда отличавшиеся патриотизмом и чувством долга, в отличие от «черноморцев», насквозь пропитавшихся «самостийностью», первыми выступили в поход, прикрыв оголенный правый фланг Донской армии. Ее подкрепили потрепанной в жестоких боях 1-й Терской дивизией и одной сильно ослабленной кубанской пластунской бригадой, сведенных в корпус под командованием генерала Топоркова, урожденного забайкальского казака. И это были все силы, на которые мог сейчас рассчитывать главнокомандующий, пока в тылу вяловато шло запоздавшее формирование Кубанской армии. Командование над ней правительство и Рада поручило небезызвестному генералу Шкуро, в чьих полководческих талантах Антон Иванович не без оснований сомневался.

Данное назначение являлось чисто политическим делом – молодой генерал-лейтенант Шкуро был крайне популярен у кубанцев своими лихими делами и налетами. Также и грабежами, а ведь в поговорке не зря говорится – «солдат воюет ради славы, а казак за добычу»!

- Должны же они, наконец, подняться, - негромко произнес Деникин, и, подняв глаза, увидел удивление на лице своего начальника штаба генерал-лейтенанта Романовского, про которого в армии ходили грязные слухи, что именно он виновник поражений, и, чуть ли не агент большевиков, предатель по своей сути. Причем в главный упрек 33-х летнему генералу ставили его молодость, будто не было генералов даже моложе по возрасту. Ведь таковы реалии жестокой гражданской войны – сам Деникин считал, что награждать офицеров бывшими императорскими орденами за победы и храбрость в междоусобице не следует.

Хотя в Сибири такое происходило постоянно, многим генералам и самому адмиралу Колчаку с помпой вручали кресты Святого Георгия 3-й степени, которыми даже в Великую войну награждали крайне редко. И лишь за самые яркие дела против германцев и австрийцев – именно за «Луцкий прорыв» в 1916 году получил данный крест сам Антон Иванович. Так что единственным средством поощрения достойных было ускоренное чинопроизводство. И особенно этим делом грешили местные казачьи правительства, раздавая чины налево и направо не столько по заслугам, а сколько без оных, благо соискателей на таковые хватало с избытком. Тот же Донской атаман Краснов стал генералом от кавалерии, хотя главнокомандующий ВСЮР имел еще со времен войны с германцами всего лишь звание генерал-лейтенанта и не истребовал большего для себя чина.

Сейчас Антон Иванович рассматривал два крайних варианта, причем среднего фактически не имелось. Если все Кубанское казачество поднимется по «сполоху», тогда красных можно отбросить, или, по крайней мере, удержать большую часть отделов войска, отступив за реки Бейсуг и Лаба. Либо, в самом неприятном случае, переправиться за Кубань и крепко удержать южные отделы войска. А там, собравшись с силами, получить от сибиряков и союзников помощь, отмобилизовав полностью всех казаков, перейти в решительное контрнаступление, и как в 1918 году, снова начать освобождение от большевиков территорий Северного Кавказа.

- Однако, это самый лучший вариант развития событий…

Антон Иванович снова тяжело вздохнул. В худшем придется оставить Екатеринодар с Новороссийском, однако постараться попробовать удержать донцами и «добровольцами» выгодный для обороны Таманский полуостров и южную часть Черноморской губернии, от Туапсе до Сочи. Если наступит этот «черный день», то Гойтхский перевал через труднопроходимый Навагинский горный хребет будет оборонять Алексеевская стрелковая дивизия, вернее пока бригада – ее развертывание происходит в Армавире за счет отводимых от прикаспийских районов воинских подразделений и чинов государственной стражи. В дивизию в самом скором времени должен был влиться полк из рот бывшей императорской гвардии – сведенный из батальонов отдельной бригады, что была в рядах ВСЮР еще в октябре прошлого года, перед началом катастрофического отступления.

«Алексеевцы» усиливались формируемой из отряда генерала Драценко Кавказской пехотной дивизией. К Ширванскому и Апшеронскому пехотным и Александрийскому гусарскому полкам, снятым с астраханского направления, должен был добавиться потрепанный «возрожденный» Самурский полк, отличившийся в боях и имеющий хороший офицерский и солдатский кадр. А также остатки сводной гренадерской дивизии, в которых людей едва на полнокровный довоенный батальон имеется.

К Армавиру также перебрасывались сводно-горская и терская казачья дивизия (вторую из казаков пожилых возрастов главнокомандующий решил не забирать). И, судя по радиограмме моряков из Петровска, дней через 10-12 можно будет рассчитывать на прибытие сводной бригады из уральских казаков, их будет примерно полторы-две тысячи шашек, плюс несколько сотен наспех собранных штыков, что пойдут в качестве пополнения. И это все, на что можно было рассчитывать для прикрытия фактически оголенного правого фланга Донской армии. А большевики уже нависают опасно, занимая села Ставропольской губернии и черпая там из крестьян и «красно-зеленых» партизан пополнения, еще неделя в лучшем случае, и главная железнодорожная магистраль будет ими перерезана.