– Да.

Они замолчали. Хэнк услышал, как они встали и, с треском пробравшись через кусты, вышли на дорогу. Немного погодя шаги затихли.

Я ничего им не должен, подумал он.

Я ничего им не должен, кроме их будущего.

Глава 12

Всем юристам Нью-Йорка было хорошо известно, что судья Абрахам Сэмэлсон требует на своих процессах соблюдения строжайшего порядка. И в понедельник, когда начался процесс по делу Рафаэля Морреза, в залитом солнцем, отделанном деревянными панелями зале стояла приглушенная тишина, хотя он был битком набит кандидатами и присяжными, репортерами и просто любопытными. Карин и Дженнифер Белл сидели в заднем ряду и слушали, как судья Абрахам Сэмэлсон, который выглядел очень представительным в своем парике и мантии, объяснял зрителям, что суд рассматривает дело крайне серьезное и что при любой попытке превратить судебное заседание в балаган он немедленно попросит всех удалиться. С терпением воспитателя детского сада он объяснил, в чем заключаются его обязанности как судьи и попросил вызвать первого кандидата в присяжные.

Внешне отбор присяжных проходил спокойно и неинтересно. Хэнк, как представитель обвинения, задавал кандидатам обычные вопросы. Адвокаты трех подсудимых – их было назначено судом двенадцать человек – тоже задавали обычные вопросы. Процедура эта была длительной и по большей части скучной.

Майк Бартон, который вместе с остальными репортерами прислушивался к происходящему, со скучающим видом следил за тем, как отводились и оставлялись кандидаты и даже несколько раз подавил зевок.

– Мистер Нелсон, если бы прокурор доказал вам без всякого сомнения, что эти три молодых человека виновны в совершении предумышленного убийства, то смогли бы вы не колеблясь вынести обвинительный приговор?

– А почему я должен колебаться?

– Потому что, согласно Уголовному кодексу, предумышленное убийство карается смертной казнью.

– Нет. Я вынес бы приговор не колеблясь.

– И вы приговорили бы их к электрическому стулу?

– Да. То есть, конечно, в том случае, если бы они оказались виновными.

– Ну а если, напротив, представленные суду факты окажутся таковы, что, приняв их к сведению, можно было бы обратиться к суду с просьбой о помиловании, то позволили бы вам убеждения этического и морального характера обратиться к суду с такой просьбой?

– Да.

– Ну а если на суде будет доказано, что это было не предумышленное убийство, а преступление несколько менее значительное, скажем, непредумышленное убийство, то могли бы вы, приняв к сведению сообщенные вам факты, вынести соответствующий приговор?

– Не понимаю, что вы хотите сказать.

– Он хочет сказать, – вмешался Сэмэлсон, – что если прокурор попытается доказать, что эти ребята совершили предумышленное убийство, а представленные суду факты будут свидетельствовать о том, что убийство это было непредумышленное, то не повлияет ли мнение присяжных и уважаемого прокурора на ваше собственное? И таким образом настроит вас против вынесения приговора в виновности совершения этого менее значительного преступления?

– Нет, не повлияет.

– Удовлетворены ли вы таким ответом, мистер Рэндолф?

– Вполне. Благодарю вас, ваша честь.

– Ну, а если перед судом было бы доказано, что ребята эти вообще не совершили никакого преступления, то проголосовали бы вы в таком случае за их оправдание и освобождение из-под стражи?

– Да.

– Благодарю вас. Исключите его из состава присяжных, – сказал Рэндолф.

– Скажите мне, миссис Рили, где вы проживаете?

– Угол 38-й улицы и бульвара Брукнер.

– Много ли в этом районе пуэрториканцев?

– Да, много.

– И вам нравится ваш район?

– Ничего.

– Вы хотите сказать, что кое-что вам там не нравится?

– Да, кое-что не нравится.

– Что же именно?

– Я хочу сказать, что этот район становится плохим.

– Что вы хотите этим сказать?

– Ну, я думаю, вы и сами знаете.

– Нет, я не знаю. Не будете ли вы так любезны объяснить мне это, миссис Рили?

– Простите, мистер Белл, – прервал Сэмэлсон, – но что именно вам хотелось бы знать?

– Я не вижу здесь необходимости играть словами, ваша честь. Пострадавший был пуэрториканцем и я пытаюсь выяснить, не связано ли у миссис Рили чувство, что район становится плохим, потому что постепенно начинает заселяться пуэрториканцами.

– Что ж, в таком случае вы и не играйте словами, а задавайте вопрос прямо.

– Так вы именно это чувствуете, миссис Рили?

– Да как вам сказать... вообще-то я не думаю, что район от них становится лучше...

– Отвод, – сказал Хэнк.

* * *

– У вас имеются какие-нибудь возражения против участия в составе присяжных на разбирательстве этого дела?

– Имеются.

– Какие именно?

– Дело в том, что за последние два года мне уже приходилось заседать в составе присяжных трижды. Мне это дело не нравится и я бы хотел, чтобы меня больше не вызывали.

– Если особых возражений не имеется, – сердито сказал Сэмэлсон, – то я думаю, мы можем освободить этого образцового гражданина.

* * *

– У вас есть дети, миссис Фрэнкворт?

– Да. У меня трое детей.

– Мальчики или девочки?

– И те и другие, сэр.

– Сколько им лет?

– Тринадцать, десять и восемь.

– Могли бы вы приговорить трех ребят к электрическому стулу?

– Думаю, что да. То есть, если бы они, конечно, оказались виновными.

– А как вы думаете: они виновны?

– Этого я еще не знаю.

– Читали ли вы что-нибудь об этом деле в газетах?

– Да.

– И вы еще не составили своего собственного мнения относительно виновности этих ребят?

– Нет, я не верю тому, что читаю в газетах.

– Ну а поверите ли вы тому, что услышите в суде?

– Да.

– Поверите ли вы всему, что вы здесь услышите?

– Я вас не понимаю.

– Я хочу сказать, что вы можете услышать в суде совершенно противоречивые версии от защиты и от обвинения. Вынесение вами приговора предполагает, что вы поверите одной из этих версий – Но сначала мне ведь нужно выслушать факты. А потом уж я сама решу, что верно и что нет.

– Ну а как вы вообще расцениваете убийство, миссис Фрэнкворт?

– Иногда как преступление.

– Но не всегда?

– Нет, если оно было совершено при самозащите.

– Были ли у вас когда-нибудь знакомые пуэрториканцы?

– Нет, сэр.

– Имели бы вы что-нибудь против, если бы вам пришлось жить с кем-нибудь из них по соседству?

– Мне никогда еще не приходилось жить с кем-нибудь из них по соседству, так что я не знаю. Думаю, что если бы они оказались хорошими соседями, то я бы ничего не имела против.

– Вы родились в этом городе, миссис Фрэнкворт?

– Нет.

– А где вы родились?

– В Англии. В Америку я приехала, когда мне было двенадцать лет.

– Благодарю вас, миссис Фрэнкворт. С разрешения суда, я не имею возражений против этого присяжного заседателя.

* * *