class="p1">Хэнк глубоко вздохнул:

– Я хочу добиться оправдания для Апосто и Ди Паче и снисхождения для Рирдона.

– Но почему?

– Потому что... потому что я считаю, что это и будет правосудием.

– Тогда почему же вы не пошли к главному прокурору? Почему не поговорили со мной до суда?

– Потому что впервые в жизни мне нужна газетная шумиха, Эйб.

* * *

Сэмэлсон поднялся из-за стола:

– Но это же ведь самоубийство, Хэнк. Вы губите себя!

– Нет.

– Да, черт возьми, да! Вас уволят, в этом можно не сомневаться! Вы же поставите всю прокуратуру в идиотское положение! И они вам этого не простят, Хэнк!

– Мне все равно! Если я этим добьюсь...

– Ничего вы этим не добьетесь. Вы только потеряете работу, и все. И не найдете другой!

– Возможно.

– Не возможно, а так и будет. Я этого не допущу. Мы сейчас же переговорим с защитниками. Когда вы им расскажете...

– Нет, Эйб, прошу вас. Дайте мне сделать все по-своему.

– Дать вам погубить себя? Вы этого хотите? Разве вы не знаете, что прокуратура на примере этих ребят намерена преподать урок остальным? Ведь весь город...

– И я намерен привести их в пример того, что можно сделать с человеком. Послушайте, Эйб, это ведь не таинственные выходцы с других планет, а напуганные, одинокие мальчишки.

– Расскажите об этом матери Рафаэля Морреза. Психологические рассуждения жертве не помогут.

– Видите ли, Эйб, в этом деле каждый из них – жертва.

– Закон совершенно недвусмысленно...

– Закон тут ни при чем! Я юрист, Эйб, и закон был всей моей жизнью. Вы знаете это. Но как я могу требовать осуждения этих ребят, пока не узнаю, кто настоящий убийца Рафаэля Морреза? А тогда закон утрачивает смысл.

– Но разве вы не знаете, кто его убил?

– Да, Эйб, знаю. Мы все убили его.

– Хэнк! Хэнк!

– Мы все его убили, Эйб, потому что мы ничего не делаем. Мы только сидим сложа руки и рассуждаем об этом, и назначаем комиссии, и выслушиваем различные точки зрения – но все время мы знаем, в чем беда и у нас есть необходимые факты, но мы ничего не предпринимаем. Вместо этого мы позволяем, чтобы Рафаэль Моррез потерял жизнь.

– Так что же вы хотите сделать? Открыть кампанию сию минуту? В моем суде? Хэнк, вам никогда не...

– А разве может представиться более удобный случай, Эйб?

Сэмэлсон покачал головой:

– Это неправильный путь, Хэнк.

– Нет, это правильный путь, это единственно правильный путь. Кому-то надо встать и крикнуть! Надо, чтобы кого-нибудь наконец услышали!

– Но почему же, черт возьми, именно вы?

– Я не знаю, почему. Или, по-вашему, мне не страшно? Да мне было легче встать перед заряженной пушкой, чем идти сейчас в зал суда и опровергать собственное обвинение! Но поймите, Эйб, если кто-нибудь не сделает этого сейчас, если кто-то не прекратит всю эту чертовщину, то проще будет просто самим разрушить все преграды. И тогда закон и правосудие превратятся в пустой звук, потому что миром будут править дикари. А я не хочу, чтобы моя дочь, чтобы ее дети росли в лагере варваров. Я не хочу, чтобы их разорвали на куски, Эйб. Нельзя, нельзя, чтобы все эти молодые жизни пропали зря!

Воцарилось молчание.

Наконец Эйб Сэмэлсон сказал:

– Если бы я был моложе!

– Эйб...

– Я буду вести это дело беспристрастно! Не ждите от меня никаких поблажек!

– Вы знаете, что я их не жду.

– Вы попросту перережете себе глотку.

– Возможно.

– Ну что ж, идемте, пока нас не обвинили в сговоре.

У двери Сэмэлсон задержался и положил Хэнку руку на плечо:

– Желаю тебе удачи, Хэнк! Она тебе сейчас очень понадобится!

* * *

Первым свидетелем, которого Хэнк вызвал после перерыва, была Анджела Руджелло. Девушка нерешительно вышла вперед, оглядывая зал суда испуганными карими глазами. На ней было зеленое платье и туфли на высоких каблуках. Сев, она скромно натянула юбку на колени.

– Скажите, как вас зовут? – спросил Хэнк.

– Анджела Руджелло.

– Где вы живете, мисс Руджелло?

– В Гарлеме.

– Взгляните, пожалуйста, на обвиняемых. Вы знаете их?

– Да, – ответила она почти шепотом.

– Вы боитесь, мисс Руджелло?

– Немного боюсь.

– Меня?

– Нет.

– Его чести?

– Нет.

– И уж, конечно, не защитников? – сказал Хэнк, улыбаясь. – Уж в них, по-моему, нет ничего страшного!

– Нет, я их не боюсь.

– Я читал в газетах, что вы получили анонимное письмо с требованием не давать показаний. Это правда?

– Да.

– И поэтому вы боитесь?

– Да.

– Но вы только что присягнули перед судом говорить правду, всю правду и только правду. Вы так и поступите?

– Да.

– Несмотря на это письмо?

– Да.

– Хорошо. Видели ли вы этих трех мальчиков вечером Десятого июля?

– Да. Я их видела.

– Посмотрите на них хорошенько. Вы уверены, что это те самые мальчики?

– Да.

– Что же они делали?

– Они бежали.

– Откуда?

– Со стороны Третьей авеню.

– У них было что-нибудь в руках?

– Да.

– Что же?

– Ножи.

– Откуда вы это знаете?

– Потому что эти ножи они передали мне.

Хэнк подошел к столу, взял три ножа и сказал:

– Мисс Руджелло, это те ножи, которые эти три мальчика передали вам вечером десятого июля?

Анджела внимательно посмотрела на ножи и сказала:

– Да, те самые.

– Вы помните, кто вручил вам какой нож?

– Нет. Все это случилось так быстро! Я только взяла у них ножи и потом унесла их домой.

– Была ли на этих ножах кровь?

– Да.

– На всех ножах?

– Да.

– Что вы сделали с этими ножами после того как принесли их домой?

– Положила в бумажный мешок и убрала в дальний угол комода.

– Вы их сначала не вымыли?

– Я их не мыла.

– Значит, мисс Руджелло, когда вы позже передали эти ножи полиции, они были в том же самом состоянии, в каком вы получили их от этих мальчиков, не так ли?

– Да. Я с ними ничего не делала.

– Но вы не знаете, от кого именно получили какой нож?

– Да.

– У меня больше нет вопросов.

– Защита может приступить к допросу, – сказал Сэмэлсон.

* * *

– Мисс Руджелло, – спросил Рэндолф, один из защитников, – вы уверены, что эти ножи были вам действительно переданы сидящими здесь Артуром Рирдоном, Энтони Апосто и Дэниэлем Ди Паче?

– Да. Я в этом уверена.

– Так. Кто из них первым отдал вам нож?

– Не помню.

– Рирдон?

– Не помню. Все произошло слишком быстро.

– Ди Паче?

– Я вам говорю, что не помню.

– Но вы же помните, что именно эти три мальчика отдали вам ножи? Вы в этом уверены. Но вы не совсем уверены, кто вам