Сангре, тяжело вздохнув, открыл было рот, но Кейстут жестом остановил его.

— Не торопитесь. Не хочу, чтобы у моих гостей хоть на миг закралась в головы мысль, будто я рассержусь в случае отказа помочь, а потому вначале хочу предупредить, что каким бы ни был твой с побратимом ответ, мое гостеприимство останется неизменным. За спасение от поругания святилища богини Мильды и ее служителей вы заслужили его в полной мере, и пока гостите у меня, вы ни в чем не будете нуждаться, а раненного пленника продолжат лечить. В том я даю свое крепкое слово, и пускай Перкунас покарает меня, коль я его нарушу.

«Правильно Улан вчера сказал про него, — уважительно подумал Сангре. — Действительно рыцарь. Во всяком случае, старается им быть. Такому помочь сам бог велел. Если получится, конечно».

Об этом он и заявил. Мол, приложат все силы, но не уверены, что их хватит. Однако в любом случае надо сперва встретиться с пленниками, переговорить с ними, затем посмотреть на сам Христмемель, все прикинуть, взвесить. Ну а потом они изложат надуманное.

— Поэтому пока нам требуется лишь перо, чернила и много бумаги, — добавил предусмотрительный Улан.

— Будут, — кивнул Кейстут. — И к замку сопроводим. Просьба одна — не затягивать… с думами. Мы в любом случае попытаемся его взять, с вами или без вас, но нам надо управиться за месяц, от силы за полтора, не позднее. Далее наступит весна, а берег у замка низкий и болотистый. Туда летом даже продовольствие завозят по реке. И стоит морозам ослабеть… — он развел руками.

— А почему именно этой зимой? — уточнил Улан.

— Я выслушал путтонов, вейонов и жваконов[25]. Обычно они редко бывают столь единодушны, а тут в один голос заявили мне, что нынешняя зима — наиболее благоприятное время для захвата замка. Взять же Христмемель для нас — дело чести. Кунигас Витень два года назад пытался это сделать, однако у него не вышло, несмотря на камнеметы. Он отступил ни с чем, если не считать множества погибших воинов и двух тяжких ран, полученных им самим. От них-то он через месяц и умер. У нас принято сжигать тела, а не предавать земле. Но когда человека убивают, на погребальном костре мы сжигаем не только умершего, но и его убийцу. Желательно живого. Увы, душа кунигаса улетела к небесам одна, а потому она до сих пор не пребывает в чертогах Перкунаса, терпеливо дожидаясь, когда мы на земле осуществим справедливое возмездие. Я не знаю, кто из рыцарей нанес князю раны, ставшие причиной его смерти, а потому надлежит сделать погребальным костром весь замок. Но для этого он поначалу должен оказаться в наших руках.

— Мы постараемся уложиться, — твердо пообещал Улан.

— Я надеюсь, — кивнул Кейстут. — Ну а сейчас… — и по его суровому лицу вновь скользнула улыбка, — пора за трапезу. Заодно расскажете мне про свой союз славных и смелых ратников…

В отличие от Липневки, где даже на праздничных застольях мясные блюда были представлены весьма скромно, у князя они оказались основными и на обычном обеде. Помимо кабанятины, лосятины, оленины, зайчатины, медвежатины, причем на любой вкус, печеной и жареной, вареной и вяленой, перед друзьями стояли и другие дары литовских лесов: моченая морошка, блюда с солеными грибами, земляника в меду, а лесные орехи челядь даже успела заботливо очистить от скорлупок.

Сам Кейстут ел немного. Так, ножка молодого кабанчика, копченое гусиное крылышко да пара-тройка небольших колбасок, благоухавших чесноком. Пил он тоже умеренно, опрокинув в себя всего пару кубков меду, больше налегая на кисловатый, приятно освежающий клюквенный настой. Зато вопросов задал без счета, благо, в отличие от вечерней трапезы, нынче их за столом сидело всего трое.

Касаемо союза, точнее, того, кто еще из славных ратников в него входит, Сангре выкрутился быстро. Не мудрствуя лукаво, он припомнил сказочные биографии русских былинных героев, добавил к ним кое-какие подробности из мультфильмов и заливался соловьем, рассказывая о героизме и славных подвигах отцов-основателей ордена защиты отчей земли.

Да и на вопросах о них самих (что, кто да откуда, да где побывали), Петр особо не заморачивался. Мгновенно вспомнив о вчерашнем вечере и своей беседе с Римгайлой, он приступил к повторному рассказу, легко и непринужденно повествуя о различных приключениях во время их многочисленных путешествий.

Кейстут слушал как завороженный. Интересовало его все: и подробности охоты на крокодилов в Антарктиде, и сколь ловко скачут по тропическим джунглям черненькие обезьянки под чудным названием обама, в коих так тяжко попасть стрелой, и как друзья отчаянно сражались с волосатыми пингвинами, прыгавшими на них с пальм.

Изрядно выручал и любимый Гумилев:

Отвлекло внимание хозяина стола введенное к ним в трапезную в сопровождении двух воинов страшилище. Нет, одето оно было по-человечески, да и стояло на двух ногах, но рожа… Ох и рожа! Всклокоченные и нечесаные с самого рождения волосы, стянутые на лбу грязной повязкой, напоминали какую-то экзотическую прическу, маленькие глазки глубоко таились под могуче нависшими над ними серыми, словно припорошенными пылью бровями, зато крупный нос, в отличие от глаз, выдавался далеко вперед, занимая чуть ли не поллица. Щетина окружала его лицо, словно рамка — сюрреалистическую картину.

Вырвавшись из рук двух воинов, стоящих по бокам от него, страшилище резво подбежало к князю, плюхнулось перед ним на колени и жалобно зарычало.

— Гляди, гляди, — толкнув в бок друга, восхищенно зашептал Петр. — Вот оно, недостающее звено эволюции, давшее начало питекантропам и австралопитекам.

— Между прочим, это один из спасенных нами вчера охранников святилища, — подсказал Улан.

— Да ты что?! — изумился Сангре, но вспомнил огромного человека, лежащего без чувств на снегу. Правда, тогда он не обратил внимания на его лицо, к тому же оно было в крови, зато теперь… — Хорошо, что мы его спасли, — заметил он. — Будет, что изучать ученым. Глядя на него воочию убеждаешься, что все люди действительно произошли от обезьяны, только в разное время: одни раньше, другие позже, а этот Квазимодо вообще на прошлой неделе. Ему ж и копья не надо — шнобелем своим всех уроет. А мощь какая в теле! Эх, растерял народец былинную силушку на пути к прогрессу.

Силушка в могучем, почти квадратном теле «недостающего звена» ощущалась в каждом движении. Полное впечатление, что ему ничего не стоит усадить на здоровенный стол, за котором сидели гости, всех присутствующих, и, взвалив его на свои плечи, идти хоть час, хоть два.

— Жаль, казнят, — вздохнул Улан.