— Иных не держим, — гордо заявил Сангре.

— Вот-вот. И главное, заменить этого союзника, по сути, некем. Европа отпадает. Она как в двадцать первом веке, так и сейчас, горазда на обещания, но скупа на реальную помощь. Ну а про тевтонов и говорить нечего. Стоит им узнать, что Руси плохо, как они запрыгают от радости.

— Ибо кто не скачет, тот москаль, — поучительно напомнил Сангре.

— Ну да, — согласился Улан. — Остается Литва.

— Но мы гостим у Кейстута, а не у…

— Гедимин скоро прибудет, — торопливо перебил Улан. — Не сегодня, конечно, и не завтра, но скоро. И нам к тому времени надо что-то придумать по захвату замка, о чем ты упомянул вчера в разговоре с Кейстутом. Я внимательно наблюдал, как он на тебя смотрел, когда ты про это говорил, так что будь уверен: он сам сегодня поднимет эту тему, и надо знать, что ему отвечать.

— Да я ему больше для отмазки сказал, чтоб пленных фрицев в живых оставить, — поморщился Петр.

— Здесь времена суровые, — напомнил Улан. — Почти как… в зоне. Ты извини за напоминание, но больно сравнение подходящее, — Сангре лениво отмахнулся и его друг продолжил: — Я к тому, что пустых слов не любят и к тем, кто умеет лишь языком трепать, отношение, мягко говоря, не очень уважительное. Поэтому делай вывод.

— Это я-то лишь языком?! — возмутился Петр. — Ты же видел мое израненное тело, сплошь в боевых рубцах и шрамах.

— Видел, — подтвердил Улан. — Правда, глубоких ран не заметил, но общее зрелище действительно впечатляет. Сразу видно: бои велись нешуточные и Купидон может тобою гордиться. Теперь тебе осталось доказать, что ты и у Марса с Ареем тоже ходишь в любимых учениках.

— А как же МВД? — ехидно осведомился Сангре. — Помнится, не так давно кто-то убеждал меня, что работать надо исключительно по специальности.

— А я предлагаю рассматривать взятие замка как обычную операцию по проникновению на бандитскую малину, благо поведение тевтонов ничем от уголовного не отличается.

— Думаешь, реально это самое проникновение? — мрачно осведомился Петр.

Улан уклончиво пожал плечами. Сангре затянул пояс, одернул на себе рубаху и поинтересовался:

— Ну и чего стоим? То торопил, на прием в рейхсканцелярию опаздываем, Великий Хурал уже собрался, срываем заседание Политбюро, а то…

— Не чего, а кого, — поправил Улан. — Зайти за нами должны. А самостоятельно мы из этих лабиринтов не выйдем.

Но тут в покои вошел Яцко, опасливо поглядывавший на Петра.

— Этот, что ли, за провожатого? — хмуро осведомился Сангре.

— Он, — кивнул Улан.

Петр хотел сказать парню пару ласковых по поводу его вчерашнего необъяснимого исчезновения, а ведь мог бы предупредить, поц драный, но увидев виноватое выражение его лица, смягчился и буркнул:

— Ладно, веди, белорусский Сусанин.

На четвертом или пятом повороте Петр понял, что Улан был прав. Нет, может и удалось бы им выйти самостоятельно, но попетлять бы пришлось — будь здоров. Пару раз они выныривали из каких-то узких проходов на галерею, кольцом охватывающую внутренний двор, но, не пройдя по ней и десяти метров, вновь сворачивали, послушно ныряя вслед за своим проводником в очередной коридор.

Кейстута они застали сидящим на своем кресле-троне. Сын великого кунигаса внимательно слушал всклокоченного и красного от гнева Сударга, что-то старательно ему доказывавшего. Завидев иноземцев, Сударг покраснел еще сильнее, став чуть ли не багровым от злости и повысив голос почти до крика. Чуть позади пожилого воина стояло двое молодых. Странно, но лица обоих были знакомы Сангре. Откуда?

Спустя минуту ему удалось это припомнить. Именно они вчера точно также стояли подле Сударга, угрожающе положив руки на мечи. Ну да, точно. Только на поляне святилища оба были в шапках, иначе Петр нипочем бы не забыл одного из них, альбиноса, своим необычным седым цветом волос весьма напоминавший эльфа. У второго, совсем юного курносого мальчишки, волосы были цвета спелой соломы, правда, весьма непослушные. Они и вчера украдкой кое-где выглядывали из-под шапки, а уж ныне вихры и вовсе торчали во все стороны.

Ожидая, пока закончится разговор, Петр принялся оглядываться по сторонам. Сегодня в небольшой зале было куда светлее, и он успел разглядеть и медвежью шкуру, небрежно наброшенную на само сиденье, и витиеватую резьбу на высоком подголовнике (орнамент в центральной части явно напоминал трезубец), и изображения на свисающих со стен гобеленах. Были они, судя по одежде людей и крестам в их руках, явно не из жизни Литвы. «Трофейные, наверно», — подумалось ему.

Меж тем Сударг, обличительно устремив палец в сторону иноземцев, что-то хрипло выкрикнул. И, резко развернувшись, направился к выходу. Кейстут невозмутимо посмотрел ему вдогон и повернулся к подошедшей троице. Лицо его осветила мягкая улыбка. Поприветствовав гостей, он перешел к делу:

— Полагаю, с пленниками ясно без слов, — Сангре хотел поблагодарить, но князь опередил его, подняв вверх руку и заметив: — Я ни при чем. Одна из сторон отказалась явиться на суд, а потому признается правота второй. Если кого и благодарить, так Римгайлу, да самих себя, что оказались… весьма настойчивы в своем заступничестве.

Сангре смутился. Судя по словам Кейстута и его многозначительной паузе, он явно знал о том, что происходило этой ночью, и как Петр уговаривал жрицу простить пленников. Успокаивала лишь добродушная усмешка на лице судьи. Стало быть, человек отнесся с пониманием.

— Должный уход за ними и достойное лечение раненого я обеспечил, — продолжал Кейстут. — У нас хоть и не христианские лекари, но кое-что умеют и лечат подчас даже лучше, чем они. Хотя все это мне самому, признаться, не очень-то по сердцу. Да вы и сами видели Сударга.

— Какой-то он кровожадный, — не удержался от комментария Сангре.

— Тут иное, — покачал головой Кейстут. — Узнав, что я уважил иноземцев, разрешив оставить в живых двух человек, он потребовал, чтобы я оставил и остальных, для того чтобы он мог выкупить свою семью. Оно всегда так: стоит раз нарушить вековой обычай, и все, дальше как снежный ком с горы.

Он умолк, но было понятно, что его речь не закончена. Пока длилась пауза, Петр бросил еще один взгляд на свисающие гобелены. Красиво, чёрт побери. Подметив, куда тот смотрит, Кейстут небрежно пояснил:

— Это привезено из одного орденского замка еще при кунигасе Витене. Рыцари не хотели их отдавать, но мой дядя оказался… настойчив, и они любезно уступили.

«А у него и с чувством юмора неплохо», — отметил про себя Петр, а вслух поддержал шутливый тон хозяина замка:

— Мы еще вчера успели заметить, что у вас очень добрые соседи. А главное, веселые. С такими не соскучишься.

— Скучать нам и впрямь не приходится, — согласился Кейстут. — Однако, хотя в иных странах и говорят, что литвины — грубый народ, развлечения наших соседей гораздо грубее. От них давно стонет вся Жемайтия, да и Аукшайтии[24] приходится несладко. И вчерашняя их забава далеко не первая, поскольку от их Христмемеля до наших земель рукой подать. Потому мне и хотелось попросить их переселиться подальше. Одна беда — хозяева попались несговорчивые. Помнится, вчера вы обещали помочь, дабы моя просьба выглядела убедительнее…