Внутри всё колышется, а потом резко замирает, останавливается, словно меня чем-то ударили. Неужели помнит? Неужели ему не всё равно?

– Ему не всё равно, Варь, поверь. Было бы всё равно, приехал бы сам и отдал документы, не опасаясь отказа. Не просил бы меня, не смотрел так, опуская глаза, пытаясь объяснить, зачем он это делает. Понимаешь?

– Понимаю… – По щеке предательски катится слеза.

Лерка подходит сзади, обняв меня за плечи.

– Я не знаю, что между вами произошло там, в Крыму, не знаю, что вас теперь связывает, но вижу, что ваши чувства друг другу глубже и больше, чем вы пытаетесь показать. Подумай и реши, что тебе на самом деле нужно.

– Лер, я знаю, что мне нужно. Поверь. Но не знаю, нужно ли это Осману.

Подруга обнимает ещё крепче, молча поддерживая.

– Ты с Робертом? – вижу во дворе под окнами чёрный мерседес.

– Нет, с водителем, Мишей.

– Моя машина в ремонте. Подбросишь в новую квартиру?

– Конечно. Собираемся.

Вдвоём быстро собираем мои вещи, затолкав в сумки, и загружаем в машину. Район, в котором находится моя новая квартира, только что отстроенный. Высокие многоэтажки с детской площадкой и зелёной зоной внутри.

Пятый этаж и шикарная трёшка. Совершенно новая мебель, здесь ещё никто не жил до меня. Просторная кухня-столовая, большая спальня и гостиная. Вся квартира отделана в нежных серо-сиреневых тонах.

Интересно, сам выбирал или помощнику поручил? Хотя какая разница. Зато теперь у меня есть своё жильё, не нужно скандалить с матерью и снимать конуру на окраине города.

На следующий же день решаю опробовать новую кухню, побаловать себя вкусной едой. Всегда заедала стресс, а сейчас аппетит и вовсе зверский – я заедаю свои переживания. Залезаю в интернет и натыкаюсь на блюда татарской кухни.

Я просто пробую: чакчак, катлама, азу, токмач, балеш, эчпочмак… Зачем мне всё это нужно, не знаю, но как ошалелая пробую приготовить всё, что нахожу. Мне почему-то думается, что именно это любит Осман. Азу, что так мне понравился в доме деда, получается очень вкусным, почти таким же, как и в Ялте.

Несколько дней пролетают незаметно в новом, интересном занятии. Я даже семена бабушки Гули сажаю в горшочек и ставлю на подоконник.

Словно специально издеваюсь над собой, делая всё, что напоминает об Османе. И тоскую…

Я не злюсь, не испытываю ненависти к нему или презрения. Мы лгали всем, но по отношению друг к другу были честны, когда договаривались об условиях поездки.

После него остались лишь приятные воспоминания. Это же хорошо, когда человек, уходя, оставляет в душе не горький осадок, не боль и холод, а приятную сладость и теплоту на сердце.

Нет обид. Нет ненависти. Лишь приятная грусть от того, что были моменты настолько хорошие, которые останутся в памяти надолго. Такие воспоминания хранишь, как самое ценное, светлое и хорошее. И только одно заставляет сожалеть – хочется повторения.

Через пару недель после приезда раздается звонок. Неизвестный номер с чужим кодом. Беру трубку и тут же слышу знакомый визг.

– Варя! Привет! Это Фи! – Она радостно пищит. – Как твои дела? Как живёшь? Чем сейчас занимаешься?

Куча вопросов. Я даже слово вставить не могу, просто не успеваю. Смеюсь, за секунду заразившись её озорной наивностью.

– Всё хорошо, Фи. Я теперь живу в новой квартире.

– Осман сказал. Рассказывал, что у тебя там с мамой в отношениях нелады, вскользь упомянул. Но я рада, что теперь всё хорошо. Очень рада!

Осман сказал… Значит, вспоминал обо мне в разговоре с сестрой, а может, она сама его спросила.

– Как он?.. – спрашиваю и закрываю глаза в ожидании ответа. Это вопрос, который меня интересует больше всего, и узнать ответ я могла только у Фи.

– Дед ему через день звонит, про тебя спрашивает. – Голос девушки сразу меняется, становится серьёзным. – Не знаю, что Осман ему говорит, но дед правду так и не знает. Просит твой номер, лично поговорить, но Осман, видимо, не даёт. Дед не знает, что у меня есть, а то бы давно позвонил тебе.

– Осман ему так и не признался?

– Нет, Варь, и пока, наверное, не стоит… – Фи неприятно запинается, нотки тревоги в голосе напрягают мгновенно.

– Почему? Что-то случилось? – После её слов тревога окатывает с ног до головы, будто это касается членов моей семьи.

– У деда здоровье не очень. И раньше было, а неделю назад хуже стало, намного. – Фи тяжело вздыхает. – Лежит, не встаёт совсем.

Я замираю. Дед мне очень нравится, я испытываю к нему симпатию и сейчас переживаю, как за родного человека.

– Скажи Осману, чтобы мой номер дал. Я сделаю вид, что мы вместе, лишь бы дед был спокоен, поговорю с ним.

– Варь, вы с Османом не разговаривали, не захотели по-настоящему, чтобы не фиктивно, а как пара?..

– Фи, ты не хуже меня знаешь, что думает Осман об отношениях и всей этой чуши под названием «любовь». Ему это не нужно.

– А тебе?

И вот что ей ответить? Правду? Или снова солгать, как Лере? Зависаю на минуту.

Я всё держу в себе, обманывая всех вокруг, но себя обмануть сложнее всего, потому что мысли о нём не дают покоя, выворачивают наизнанку, лишают спокойного сна. Моя душа мечется, запертая в клетке, изнывая от тоски по большому мужчине.

– Нужно, – честно признаюсь. – Но лишь одного моего желания мало.

– Я понимаю. – Фи мнется. – Я прощаюсь, Варь, но ещё позвоню, обязательно. Хорошо?

– Звони. Держи меня в курсе, как у деда здоровье.

После разговора с Фи становится ещё тоскливее. Словно всколыхнулись все немного потухшие воспоминания о Ялте и неделе, проведённой в доме деда.

Мысленно я снова там, рядом с этими людьми. Даже неприятного Ахмеда вспоминаю с сожалением и теплотой. И очень переживаю о здоровье деда. Если позвонит, солгу, лишь бы всё с ним было хорошо.

Но никто не звонит, ни Фи, ни дед – телефон молчит. И вот когда я уже убедила себя в том, что, наверное, всё наладилось и деду лучше, раздается звонок.

На экране высвечивается «Осман».

Осман

Варя была права – время не лечит.

Лечит другой человек. Приходит в твою жизнь, врывается морским бризом, стирая, словно ластиком, всё гадкое, мерзкое и дерьмовое, что было до него, вносит в твой израненный мир свет и тепло.

Это происходит незаметно, но когда это тепло исчезает, словно свет меркнет, будто погасли разом все фонари на освещённой улице и ты в кромешной темноте тыкаешься носом в острые углы, потеряв жизненный ориентир.