Джони Митчелл, как и Леонард, была из восточной части Канады. Но восточная Канада для каждого них означала совершенно разное: у Леонарда это была городская, космополитичная среда, у Джони — бескрайнее небо прерии. Джони, дочь офицера канадских ВВС, росла в маленьком городке в Саскачеване. Она хорошо рисовала, а потом заболела полиомиелитом (жертвой той же самой эпидемии стал ещё один житель восточноканадского захолустья — Нил Янг) и, пока долго выздоравливала и постоянно при этом была в одиночестве, обнаружила в себе талант к музыке. Она самостоятельно научилась играть на укулеле, а потом и на гитаре — она стала отличной гитаристкой, придумывала собственные изощрённые строи и вырабатывала свой стиль. В 1964 году Джони бросила художественный колледж, чтобы стать фолк-певицей, и переехала в Торонто: её домом стали кофейни, вокруг которых вращалась местная фолк-сцена. В феврале 1965 года у Джони родилась дочь — плод короткого романа с одним фотографом. Несколько недель спустя она вышла замуж за фолк-певца Чака Митчелла и отдала младенца на удочерение. Брак продлился недолго. Джони ушла от мужа, прихватив с собой его фамилию, и поселилась в Гринвич-Виллидже; к моменту знакомства с Леонардом она жила одна в отеле.

У них завязался бурный роман. Вначале Джони была учеником, а Леонард — учителем. Она попросила его составить список книг, которые ей нужно прочесть. «Помню, когда я впервые услышала его песни, то подумала: какая я неискушённая, — рассказывала она. — По сравнению с ними мои песни казались очень детскими и наивными» [22]. Среди прочего Леонард посоветовал ей Лорку, Камю и «И Цзин». Впрочем, он скоро понял, что Джони мало нуждается в помощи — в особенности в том, что касается сочинения песен. Каждый из них написал песню под названием «Winter Lady», и у каждого получилось непохоже на другого (по-видимому, Джони свою написала первой); также Джони написала две любовные песни, в которых сделала отсылки к коэновской «Suzanne»: у «Wizard of Is» практически та же самая мелодия, а некоторые строчки текста выглядят почти что цитатами («Ты думаешь, что, может быть, любишь его», пишет она о мужчине, говорящем «загадками»); место действия «Chelsea Morning» — комната со свечами, благовониями и апельсинами, а солнечный свет льётся в окно словно баттерскотч*771 (у Коэна — словно мёд).

Леонард свозил Джони в Монреаль. Они остановились в доме, где он вырос, — на Бельмонт-авеню. В песне «Rainy Night House» Джони описывает «святого человека», который всю ночь сидит и смотрит на неё, пока она спит на кровати его матери. Они писали друг с друга портреты. Портрет Леонарда — лицо, нарисованное Джони на карте Канады в песне «A Case of You», в которой мужчина называет себя «постоянным, как Полярная звезда». Когда оказалось, что такое постоянство Леонарду не свойственно, Джони написала и об этом тоже — в песнях «That Song About the Midway» и «The Gallery»; в последней мужчина называет себя святым, жалуется на то, что она называет его бессердечным, и умоляет её пустить его в свою постель.

Роли переменились: впервые в жизни Леонард стал источником вдохновения для женщины. И не для какой-нибудь, а для женщины, которую Дэвид Кросби (у него в 1968 году тоже был бурный и короткий роман с Джони Митчелл) назвал «величайшим сингер-сонграйтером нашего поколения». Роман Леонарда и Джони не продлился и года. Леонард рассказывал журналисту Марку Эллену: «Помню, однажды, много лет назад, мы вместе были в Лос-Анджелесе, и кто-то спросил меня: «Как вам нравится жить с Бетховеном?» И каково же Леонарду было жить с Бетховеном? «Мне не понравилось, — ответил Леонард со смехом, — и кому бы понравилось? Она очень щедро одарена. И ещё она отличный художник» [23]. Как говорит Дэвид Кросби, «любить её было легко, но беспокойно. Влюбиться в Джони это примерно как попасть в бетономешалку».

В дальнейшем Джони Митчелл стремилась дистанцироваться от Леонарда в художественном смысле. «Мне одно время нравился Леонард Коэн, хотя когда я прочла Камю и Лорку, я начала понимать, что многие фразы он взял из их книг, и это меня разочаровало», — сказала она в 2005 году о человеке, которого когда-то называла «зеркалом моего творчества» и человеком, который «показал мне, как исследовать глубины моего опыта». Ещё она назвала его «в большой степени поэтом будуара» [24] — звучит солиднее, чем «бард гарсоньерок» (одно из прозвищ, которыми Коэна наградила британская музыкальная пресса), но всё равно это упрощение. Даже при беглом сравнении песен Джони, написанных до и после знакомства с Леонардом, становится видно, что он оказал определённое влияние на её творчество. Леонард и Джони остались друзьями на десятки лет.

22 июля 1967 года Леонард был в Монреале, где пел на Всемирной выставке «Экспо-67». Это было важное выступление. Весь мир в этот момент смотрел на Канаду, и к выставке в стране относились как к радостному утверждению канадской независимости и, в случае Квебека, гармонии. Как писал канадский журналист Роберт Фулфорд, успех выставки обозначил «конец Маленькой Канады, страны, боящейся собственного будущего и великих планов. Несмотря на то, что в начале и середине 60-х по стране бродил призрак франкоканадского сепаратизма, «Экспо», кажется, показала, что мы входим в новый, более счастливый период нашей истории» [25]. Леонард, «поэт, шансонье, писатель», как было указано на афише, должен был выступить в Молодёжном павильоне (этому не помешал тот факт, что ему через пару месяцев должно было исполниться тридцать три года). Павильон представлял собой один из шатров поменьше, внутри которого был устроен настоящий ночной клуб со стульями и столиками, и все билеты в него были распроданы без остатка.

На концерте в Центральном парке Леонард нервничал, но концерт в родном городе наводил на него натуральный ужас. Там была его семья (мать сидела в первом ряду) и многие из друзей. Там была Эрика Померанс и «стайка фанатов Леонарда Коэна — отчасти друзья, отчасти почитатели, главным образом — поклонники его стихов». Леонард уставил крошечную сцену свечами. Он пригласил слушателей подходить к сцене за свечками для своих столиков, чтобы он смог петь. «Он был неуверенным и серьёзным, очень неотшлифованным», — писал монреальский музыкальный критик Хуан Родригес. Ему вторит Нэнси Бэкол: «Ему было очень страшно, он просто окоченел от ужаса. Он сказал мне: как стать другим человеком, глядя на всех этих людей в зале? Как стать артистом перед людьми, которые знают тебя лично, знают тебя всю жизнь? Это было для него слишком тяжело».

Прежде чем вернуться в Нью-Йорк и продолжить работу над альбомом, Леонарду предстояло выступить на ещё одном фестивале — фолк-фестивале Марипоза, проводившемся на берегу озера Иннис под Торонто. В августе прошли ещё две сессии записи с Джоном Хэммондом, после которых Леонард взял ещё один перерыв, на три недели, во время которого слетал в Лос-Анджелес. Режиссёр Джон Бурмен планировал снять фильм по мотивам песни «Suzanne» и хотел, чтобы Леонард сделал к нему музыку. Никто прежде не оплачивал Леонарду перелёт через континент. В номере в отеле «Лэндмарк» он обнаружил даже спички, подписанные его именем. Закурив сигарету, Леонард сел к столу и написал песню под названием «Nine Years Old», которая в дальнейшем станет известна как «The Story of Isaac». Из фильма ничего не вышло. Леонард рассказывал об этом по-разному: то он признавался, что «не смог поверить» в идею фильма, то сообщал, что проект закрыли, когда выяснилось, что права на песню ему не принадлежат. Права на «Suzanne», «Master Song» и «Dress Rehearsal Rag», по его словам, у него «стащили в Нью-Йорке» [26]. При поддержке своего менеджера Леонард основал собственную издательскую компанию, Stranger Music. К делу подключили аранжировщика, продюсера и издателя по имени Джефф Чейс, который, как считала Мэри Мартин, мог им помочь, и при этом Леонард каким-то образом отписал права на эти песни ему.