Но Пачевский все-таки успел на кухню раньше всех.

И увидел бешено летающе-скачущую под потолком мышеловку, которая визжала голосом Ангела с Небес:

— А-а-а-а-ай!.. Ай-яй-яй!.. Ой!..

Тут подоспели Шура и дети и в ужасе, с открытыми ртами застыли в двери.

А мышеловка несколько раз стукнулась об потолок и наконец брякнулась на пол.

Шура отпрянула и, заикаясь, произнесла:

— Ч-что… Что это?

Пачевский пожал плечами:

— Ничего. Мыши.

— К-какие м-мыши?! — изумилась Шура. — Под потолком?

— Ну, летучие мыши. Не знаешь? — сказал Пачевский.

— Папа, она же орала! — сказал старший сын.

— Не орала, а пищала. Мыши пищат. Идите спать, ребята. Спать! Спать!

Дети сонно пожали плечами и ушли в гостиную на свою двухэтажную кровать, а Шура веником осторожно ткнула мышеловку.

Но мышеловка уже никак не реагировала.

Хотя рядом с ней на полу были капли алой крови.

— Что это? — показала Шура на эту кровь.

— Ну что это? — сказал Пачевский. — Кровь. От летучей мыши…

Взяв мышеловку, он бросил ее в мусорное ведро под кухонной раковиной и — уже лежа в постели — сказал жене:

— И прекрати ты ставить мышеловки! А то еще не то поймаешь!

Утром в храме Христа Спасителя было светло, пустынно и торжественно.

Ангел с Небес подошла к иконе Николая Угодника, произнесла негромко:

— Помоги мне, Коля. Поможешь?

— А в чем твое дело? — спросил Николай, заспанно оживая в окладе.

— Он стал засматриваться на брюнеток.

— Опять ты за свое! Я ж тебе сказал: это у тебя претензии к Творцу. Он напортачил с мужской программой, сделал их полигамными, а вас моногамными.

— И что делать?

— А чё тут можно сделать? Это генетическая программа, ее даже Гейтс не переделает. Что у тебя с ногой?

— Да в мышеловку попала.

— Исцелить?

— Спасибо, я сама.

— Тут этот приходил, слепой один. Сказал: ты велела молиться.

— Ну?

— Ну, исцелил я его, конечно. Но я тебя прошу: больше не посылай их ко мне.

— Почему?

— По кочану!.. Тьфу, извини, набрался я от них этой лексики! Короче, приходить сюда нужно не через знакомства с тобой, а через покаяние. А они никогда не каются, ни в чем. А чуда требуют. Устал я с ними… — Николай стал опять устраиваться в окладе, но вспомнил: — А ты это, ты вообще крещеная?

— Не знаю… Не думаю…

— Вот именно! Давай я тебя хоть окрещу.

И — преобразилось пространство, и прямо под сводами храма Христа вдруг брызнуло яркое палестинское солнце, возникли органная музыка и не то купель, не то бассейн, не то воды реки Иордан, в которой Иоанн Креститель крестил первых христиан.

А на Ангеле с Небес вдруг появился тот самый белый наряд, в котором летала она над депутатами Думы, — с белыми, как крылья, рукавами. И в этом наряде Николай Угодник опустил ее с головой в воду, говоря при этом:

— Печать дара Святаго Духа, аминь…

Между тем именно в это время посреди Москвы случилось другое событие.

Как всегда, в типографии грузчики под завязку загрузили фургон пачками с книгами.

Как всегда, со двора издательства фургон выехал на Лесной бульвар.

Как всегда, подкатил к ближайшему светофору.

Только на этот раз на перекрестке стоял еще и регулировщик ГИБДД, полосатым жезлом он приказал водителю прижаться к тротуару.

— Блин, а чё ты сделал? — спросил Пачевский водителя, сидя рядом с ним в кабине фургона.

— А хрен его знает! — ответил тот и прижал фургон к тротуару.

Регулировщик подошел, козырнул:

— Инспектор Васильев, ваши документы.

Водитель подал ему свои права и техталон.

— Путевку, накладные на груз, — сказал инспектор.

— Командир, мы книги везем, вот отсюда, из издательства. — Пачевский, перегнувшись через колени водителя, показал милиционеру на окна издательства.

— Путевку, накладные на груз! — требовательно повторил милиционер.

Водитель отдал ему путевку, а Пачевский достал из портфеля накладные.

— Выйдите! — приказал мент. — Откройте фургон!

— Это еще зачем? — изумился Пачевский.

— Выполняйте, что сказано.

Пожав плечами, Пачевский и водитель вышли из машины, водитель обошел фургон, открыл замок на задней двери и распахнул ее.

— Да книги тут! Видишь? — сказал Пачевский милиционеру. — Ты думал, оружие, что ли?

И тут вдруг неизвестно откуда возник и с тыла подкатил к фургону милицейский «рафик». А из «рафика» вышли двое в милицейской форме, показали Пачевскому свои «корочки».

— МВД, Управление по борьбе с экономической преступностью.

Затем взяли у регулировщика накладные и приказали Пачевскому:

— Выгружайте книги! Пересчитаем.

И Пачевский все понял, посмотрел на окна издательства.

На двенадцатом этаже, в открытом окне стояла хозяйка издательства и спокойно смотрела на происходящее.

Милиционеры надели Пачевскому наручники, посадили в «рафик».

Когда «рафик» двинулся, через его зарешеченное заднее окно Пачевский видел удаляющееся здание издательства и фигуру хозяйки в окне двенадцатого этажа.

— Ну, что отпираться? — вздохнул Пачевский на допросе у районного прокурора. — Да, бес попутал — гнал левые тиражи…

Прокурору было не больше сорока, и он усмехнулся:

— А бес был в юбке?

Пачевский удивился:

— Откуда вы знаете?

— А бес всегда в юбке, — сказал прокурор и погладил себя по глубокой залысине, словно она свидетельствовала, что он большой эксперт в этом вопросе. Затем протянул Пачевскому протокол допроса: — Распишись в показаниях.

— А-а-а… а что мне светит? — с заминкой спросил Пачевский.

— Хищения в крупных размерах… — Прокурор достал из ящика и обтер об рукав большое красное яблоко. — Срок — от семи до двенадцати.

Пачевский в ужасе схватился за голову:

— Ёк-тать!..

— Но она-то хоть стоила этого? — поинтересовался прокурор и хрупко надкусил свое яблоко.

— Кто? — не понял Пачевский.

— Этот бес в юбке.