Тут на кладбищенской аллейке показался наряд милиции и стажер Полякова.

— А, Голадников! — приветствовала она Рыча, как старого знакомого. — Я смотрю вы и без нас тут со всеми справились?

Но как только цыган повернулся к ней, чтобы ответить, Рука вскочил со своего места, освободившимися от веревки руками, выхватил у Рыча из кармана свой пистолет и тут же навел его на девушку. В следующую секунду прозвучал выстрел. Но в последнее мгновение цыган успел броситься наперерез, и пуля, предназначавшаяся бандитом Поляковой, вошла в его грудь.

Один из милиционеров с ходу прострелил Руке кисть, тот выронил пистолет, схватившись за окровавленную руку. А Рыч тяжело повалился на землю.

Ира Полякова с трудом пришла в себя, осознавая, что секунду назад она была на волосок от смерти. Милиционеры уже повалили бандитов, приставив дула пистолетов к их головам. А Полякова бросилась к Рычу, стала его трясти, как будто старалась вытрясти хоть какие-то признаки жизни.

— Голадников! Голадников! — все приговаривала она как заведенная.

И вдруг почувствовала, что рука ее, которой она поддерживала тело цыгана, вся в чем-то тягуче-жидком и теплом. Это была кровь. И только тут Ира поняла все до конца.

— Рация у кого? У кого рация?! — крикнула она милиционерам.

Сержант Исхаков перебросил ей рацию и она тут же вызвала диспетчера:

— Это Полякова. Тут человек ранен. «Скорую»! Срочно «скорую»!.. На Старое кладбище! Поторопитесь!

И снова склонилась над Рычем:

— Держитесь, Голадников, держитесь!

Но он уже не мог ничего ответить.

…Следователь Солодовников с маленьким Васькой в машине подъехали одновременно со «скорой помощью».

— Ира, что случилось, вы в крови? — бросился Ефрем Сергеевич к своей стажерке.

— Да нет, кровь эта не моя. Это его. — И она кивнула на лежавшего у нее на руках Рыча. — Голадников спас мне жизнь…

Врачи «скорой» приняли у нее раненого, положили на носилки и аккуратно погрузили в машину. И в этот момент, не чуя под собой ног, на кладбище вбежала Люцита.

Ее сердце все время чуяло, что Богдану плохо. А о том, что собирается на кладбище, муж сказал ей сам. И она, наконец, не выдержала — рванула за ним из табора бегом, со всех ног. А прибежала, когда Рыча уже увозила «скорая».

— Богдан! Господи, что с ним? Богдан, миленький мой! Пустите меня к нему! — Цыганка на ходу запрыгнула в машину «скорой помощи».

И тут же, включив сирену, «скорая» уехала в больницу.

Груша испекла любимые Кармелитины пирожки с изюмом и занесла их ей на конюшню. Однако уходить не спешила — все крутилась возле девушки.

— Кармелита, а знаешь, что я тебе сказать хочу, — не выдержала наконец и решилась поделиться с девушкой тем, что лежало на душе. — Мне ведь роль в новом спектакле дали. Представляешь? Я буду играть на сцене!

— Здорово! Я очень рада за тебя, Груша.

— А посмотреть придешь?

Девушка задумалась, потом ответила:

— Нет, Груша. Не думаю.

— А может, все-таки придешь? Развеешься. А то ты грустная такая — смотреть на тебя больно.

— Ой, Груш, ну мне не хочется.

Опять помолчали.

— Прости, Кармелита, за вопрос, но… Это ты из-за Миро не придешь?

— Вовсе нет. С чего это ты решила?.. Просто с этим театром у меня связано слишком много воспоминаний.

— Не стоит жить прошлым…

Снова наступила тишина, которую нарушил заглянувший на конюшню кузнец Халадо.

— А, вот ты где, Груша. А я тебя обыскался. Здравствуй, Кармелита! А что это ты такая грустная? Чем это Груша тебя тут уже обидела? А то ж жена без присмотра — что кобыла без узды.

— Опять пошел сыпать своими поговорками! Ничем я Кармелиту не обидела. Зову вот в театр на спектакль прийти. А она отказывается.

— Почему, Кармелита? Не хочешь посмотреть, как моя Груша артисткой будет?

— И в самом деле, — поддержала Халадо жена, — мне так хочется, чтобы ты увидела и этот спектакль, и меня…

— Там ведь будет весь табор! — убеждал кузнец.

— Я знаю, — тихо отвечала девушка.

— Ты уж прости, Кармелита, но в таборе стали поговаривать, что ты перестала считать себя цыганкой, и поэтому нигде не показываешься.

— Это глупые сплетни! А оправдываться я ни перед кем не буду!

— Пойми, Кармелита. — Кузнец Халадо много говорить не любил, но если надо было, то умел. — Ты — дочь Баро, самого уважаемого человека, и вдруг не придешь. Нехорошо получается.

— Так, все! Ладно, я подумаю. Только не надо на меня больше давить!

— Ну ты извини, если что не так, не со зла ведь. Мы пойдем, пожалуй…

* * *

Сашка заглянул к Маргоше в кафе.

— Умаялся, Сашок? — встретила она его необычно ласково и тут же налила кружку. — Выпей пивка, полегчает.

— Спасибо! А что это ты вся такая радостная, счастливая?

— Тебе не нравится? — перегнувшись через стойку, она чмокнула своего конюха.

— Очень даже нравится, — расплылся в улыбке Сашка. — А что случилось-то?

— Просто погода хорошая! — лукавила Маргоша, не надеясь на то, что Сашка ей поверит, а просто раззадоривая его посильнее.

— Не обманывай меня, женщина! Лучше скажи правду, — включился и он в эту игру.

— Ну скажем, есть у меня к тебе одна просьба.

— Вот как? Говори! — Сашка напустил на себя важный вид.

— Мне очень хочется в цыганском спектакле поучаствовать.

— Поучаствовать? Шутишь? Ты ж не цыганка.

— Ну и что же?

— Как же ты будешь выступать?

— А очень просто — я сама попрошу у Миро, чтобы он дал мне спеть.

— Я тебе запрещаю! Слышишь?

— Это почему еще?

— Я сказал нет — значит, нет!

— Неужели ты в меня совсем не веришь?

— Да верю я в тебя, верю. Просто не хочу, чтоб на тебя все пялились.

— Дурак ревнивый! У вас же цыганки — все артистки!

— То — цыганки, а то — ты! Короче говоря, если ты только появишься на сцене, я на этот позор смотреть отказываюсь!

— Это твое дело. Можешь и не ходить! — поджала губки королева волжского пива.

— И не пойду!

— Правильно, зачем смотреть, как твоя любимая женщина срывает аплодисменты! Пусть другие любуются.

— Вот именно, я могу тобой любоваться и без посторонних!