Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Может, смокинг?
— Ага, все в кроссовках, а ты как идиот в смокинге!
— Бизнес-элита, Ши-Бон! Это тебе не стадион.
— Иди в чем хочешь! — Шибаев потерял терпение. — Между прочим, уже семь. Давай в темпе.
— А если меня спросят, чего я ожидаю от семинара?
— Скажешь, застой в бизнесе и кризис среднего возраста. Нужен прорыв.
— Я скажу, что расстался с женщиной, которую любил.
— Скажи.
— А почему я с ней расстался?
— Она тебя не понимает. Дура попалась.
— Точно! — обрадовался Алик. — Не понимает и вторгается в мое личное пространство. Кроме того, дикая ревность. Даже детектива наняла, чтобы выследил. А у меня клиентки! Конфиденциальность и все такое. Очень неудобно получилось. А один раз вообще!.. — Алик увлекся, он размахивал руками, и лицо его горело вдохновением.
Шибаев только вздыхал, глядя на распоясавшегося сожителя…
…Он измаялся в ожидании Алика. Тот вернулся в половине двенадцатого. Швырнул папку на стол, упал на стул, дернул узел галстука.
— Ну? — не выдержал Шибаев.
— Ты знаешь, сколько с меня слупили?
— Ну?
— Двести баксов! За какую-то гребаную примитивную лекцию — двести баксов! Да я и без него все знаю! Это же рассчитано на полных дебилов с трехклассным образованием. А Пашка, скотина, не предупредил.
— Можно подробнее?
— Можно. Надо себя любить. Это раз. Надо себя уважать. Два. Быть твердым в достижении целей. Три. Не сворачивать с пути. Четыре. И так далее, до полного выноса мозга. Любой, кто прочитал в жизни хоть одну книжку, все это знает с детского садика. Не понимаю, какого черта они все туда рвутся! Примитив. Два часа одного примитива. И за это выложить кровных двести баксов?
— Кто был?
— Пять лузеров, считая со мной. Двоих знаю, один торгует стройматериалами, другой — ректор нашего педа. Представляешь? Ректор! Ему-то чего не хватает? Между прочим, преподает мораль и этику, не дурак вроде.
— Одни мужики?
— У прекрасного пола, как всегда, никаких проблем. За двести баксов можно пробежаться по лавкам. Это же чистой воды грабеж!
— Что ты сказал о себе?
— Да почти ничего. Там же потенциальные клиенты, мало ли. По мелочам, как расширить бизнес, как сделать привлекательную рекламу.
— И все?
— И все. Говорил в основном он. Валентин Петрович. Представительный мужик, тертый, самоуверенный, прекрасный оратор. Кажется, будто говорит только с тобой. Смотрит тебе в глаза и видит тебя насквозь. Явно брал уроки. Бархатные модуляции и доверительные интонации. Слушаешь и веришь. Веришь, что завтра все будет иначе, начнется новая жизнь, откроются новые горизонты, все в твоих руках. Бегать по десять кэмэ, холодный душ, овсянка, здоровый сон. Любовь к себе и чихать на окружающих. В гробу ты их всех видал. И прилив идиотского оптимизма. И только потом вдруг приходит в голову: а что же он такого сказал? Да ни хрена! И это за двести зеленых?! Примитивная промывка мозгов.
— Про семейную жизнь говорил?
— Не говорил. Да я все записал. Можешь послушать.
— Сколько вам промывали мозги?
— Примерно два часа.
— Вопросы задавали?
— Задавали. Один идиот спросил, как задавить конкурента.
— Что он ответил?
— Сказал, интеллектом. И заржал. Вообще нес всякую чушь.
— Ты его о чем-нибудь спрашивал?
Алик пожал плечами.
— Так, в общем, — в глаза Шибаеву он не смотрел.
— Дрючин, что ты ему сказал? — Шибаев почувствовал неладное.
— Ничего! Что я адвокат…
— Кроме этого?
— Ничего!
— Дрючин!
— Терпеть не могу твои инсинуации! — закричал Алик. — Ничего не говорил! Сколько можно цепляться?
— Ты сказал, что знаком с некоторыми его слушателями? Сказал? Ну?
— Ну, сказал. А что тут такого? Это же правда!
— Что он ответил?
— Ничего.
— Что значит ничего?
— Сказал, что не знает имен, они его не интересуют… — Алик по-прежнему не смотрел на Шибаева.
— И все?
— Все.
— Когда ты ему это сказал? Во время сеанса?
— После.
— То есть ты подошел к нему после сеанса и сказал, что знаком… Фамилии назвал?
— Назвал… кажется.
— Чьи?
— Кажется, Лутака и Дерюгина…
— Про куклу сказал?
— Что я, вообще? Нет, конечно.
— Вы были одни?
— Еще официант, принес чай.
— Вы пили чай?
— А что тут такого? Он пригласил меня задержаться и выпить чаю. Может, я ему понравился.
— О чем вы говорили?
— Да ни о чем, господи! Выпили чай и разошлись. Я сразу схватил тачку…
Шибаев рассматривал Алика в упор.
— Сколько времени?
— Что сколько времени?
— Вы пили чай!
— Минут десять-пятнадцать.
— Ты записал разговор?
— Нет, конечно. Диктофон после сеанса я выключил. Я тебя не понимаю, Ши-Бон, что опять не так? Устал как собака, голодный, выдержал два часа этой галиматьи, потратился… Не ожидал от тебя, честное слово! — Алик пошел в наступление.
— Он не приглашал тебя в гости? Раз уж ты ему так понравился.
— С какой стати?
— На всякий случай. То есть вы пили чай… и что? О чем вы говорили?
— Я же сказал! Ни о чем. Просто пили чай.
— Молча?
Алик нахмурился.
— Может, он говорил о себе? Семья? Дети? Адрес, наконец? Он здесь постоянно или наездами?
Алик пожал плечами. Вид у него был обескураженный.
— Ладно, свободен, — Шибаев наконец сжалился над адвокатом. — Я сварил картошку, будешь? Есть сосиски и пиво. Ты же только чай пил, — добавил, не удержался.
— Я не голоден, — буркнул Алик. — Пойду лягу. Устал…
Выглядел он действительно не лучшим образом: бледный, недовольный; на лице его застыло растерянное выражение. Казалось, он даже стал меньше ростом. Шибаев наблюдал, как Алик бессмысленно слонялся по квартире, стаскивая на ходу галстук, пиджак, рубашку и бросая их на спинки стульев. Это было на него не похоже, Алик — известный аккуратист и зануда. Денег жалко? Есть такое дело, Алик скуповат. Или лекция так подействовала? Понял, что живет неправильно? Или чай с гуру? Потрясен оказанным доверием? Или выболтал больше, чем собирался? Шибаев досадливо крякнул: две фамилии он все-таки назвал! Дерюгин и Лутак. Оба ходили на сеансы великого гуру, оба овдовели, у обоих жены умерли насильственной смертью: Алевтина Лутак была задушена, Елену Дерюгину сбила машина. Ну, Дрючин! Просил ведь… Разведчик гребаный! Язык как помело.