Лёгкий ветерок зашелестел сухой травой на обочине, мальчишка оторвал сухую метёлку и пожал плечами.

— Давно?

— Пару лет назад, — пожал он плечами.

— Он жил здесь? Далеко?

Но судя по тому, как Командор, обнюхав сараи и распугав кур, рванул в сторону старых пятиэтажек, он и ответил мне на вопрос.

— Вон в том доме, — показал на одну из них пацан.

— Один? — спрашивал я наугад, лишь бы не молчать и за что-нибудь зацепиться.

— Нет. С дочкой. Но сначала у него была жена, — ответил парень неохотно. Болезненно скривился и откинул измочаленную в руках травинку.

— А потом? — не собирался сдаваться я.

— А потом жена умерла, — не стал он никак комментировать этот факт.

— А дочка? — вытягивал я из него по слову, а он крутился и постоянно оглядывался — хотел быстрее улизнуть.

— Дочка жила с ним. А потом они уехали. Вместе, — он ковырнул носком ботинка грязь и снова оглянулся. — Не знаю куда.

Что-то мне подсказывало: знает. Или догадывается. Но не скажет. Не сейчас.

— И что же они сами уехали, а собаку бросили? — поднялся я.

— Да вроде они забирали её с собой.

— Вроде — это как? — склонил я голову, теперь разглядывая его сверху, не зная, что и предположить.

— Ну раз Бармалей с вами, — снова пожал плечами пацан.

— Логично. И не поспоришь, — согласился я. — А ты, значит, их знал? — добавил я, Капитан Очевидность, и чуть не провалил всё дело.

— Угу, — парень развернулся и пошагал к дому.

Мент бы сейчас фейспалмом прикрыл лицо и покачал головой.

«А что делать-то?» — в бессилии мысленно спросил я. Корочки я никакие предъявить не могу, у меня их нет. А когда бородатый мужик на улице пристаёт к десятилетнему ребёнку… ну такое. Какие бы чистые ни были у меня помыслы, как бы отчаянно ни рвался я узнать больше, чувствуя, что на верном пути, впору было разворачиваться и идти домой, чтобы не нарваться на неприятности.

— Может, купить тебе чего? — догнав мальчишку, в отчаянии и без особой надежды на успех я показал в сторону магазина, приземистое здание которого яркой вывеской выделялось среди домов.

— Не, у меня всё есть. Мамка мне покупает. Не надо, — мотнул головой парень.

— Я же не милостыню тебе подаю, просто поблагодарить хочу за информацию. Я вот собаку звал Командор, а его оказывается Бармалей зовут. Бармалей! — я свистнул.

Командор нерешительно оглянулся, словно, не понимая: это его или как?

— Алёнка звала его Барми, — улыбнулся парень. И крикнул: — Барми!

Постучал по ноге, и Командор, отбежавший довольно далеко, вдруг рванул к нему со всех ног. Мальчишка присел, и, встретив подбежавшего пса, потрепал по холке:

— Хороший, хороший пёс!

— А тебя как зовут? — спросил я.

— Алексей, — поднялся парень.

— М-м-м, как официально, — улыбнулся я и протянул руку. — Рим. Приятно познакомиться.

Он с серьёзным видом вытер о штаны ладонь и сурово по-мужски пожал мою.

— Ну что, зайдём, Алексей? — кивнул я на магазин. — Хочешь не тебе, мамке что-нибудь купим?

— Что? — хохотнул он. — Цветы?

— Это я не знаю, — пожал я плечами. — У меня, к сожалению, мамки нет. Умерла, когда я был чуть постарше тебя. А так, почему бы и не цветы, если она их любит. Давай на месте решим.

Он улыбнулся, показывая крупные зубы, чуть разъехавшиеся в стороны, отчего вид у него был хитрый, хулиганский. И… согласился.

— А что случилось с твоей мамкой? — без особого пиетета, сразу на «ты» спросил Алексей.

Он увлечённо кусал мороженое, пачкая нос.

Я нёс торт, бутылку шампанского, словно собирался на свидание, я ещё пакет картошки, две больших луковицы, кусок мяса — серьёзный оказался пацан, хозяйственный как домовёнок, — и… большую бутылку газировки (здесь он махнул рукой: гулять так гулять, и дрогнул).

— Рак, — ответил я. — Есть такая нехорошая болезнь.

— У Алёнкиного папки тоже был рак, — понимающе кивнул он, шагая рядом со мной и Командором к своей пятиэтажке. — Ещё когда её мамка была жива.

Вытер нос рукавом. На ткани остались следы пломбира.

«Вот тебе твоя мамка сейчас всыплет за то, что новую куртку испачкал», — подумал я невольно, но перебивать не стал.

— Ему сделали операцию, и он после этого говорить перестал, у него рак языка был.

— Ох, ничего себе, — искренне поразился я, что и такой рак бывает.

— Угу, — со знанием дела кивнул Алексей. — А мама её уже потом умерла, Алёнкина.

— А что случилось с мамой?

Он пожал плечами и скривился, давая понять, что не хочет рассказывать.

Я не стал настаивать. И так уже превысил весь мыслимый и немыслимый предел любопытства, и задал столько вопросов, сколько не каждый следователь на допросе задаст. Но пока мальчишка был расположен делиться, и я не хотел останавливаться.

— А вы, значит, дружили? С Алёнкой?

Он неожиданно смутился. Покраснел.

— Она маленькая.

— В каком смысле?

— На два года меня младше, — хмыкнул он. — Я с ней скорее нянчился.

— Нет, брат, так не пойдёт, — покачал я головой. — Нехорошо предавать друзей. Пусть маленький, но она ведь была твой друг.

Он виновато опустил голову, кивнул.

— Так-то лучше, — перехватив тяжёлый пакет, я похлопал его по плечу.

— Скучаешь?

— Сейчас меньше, — вздохнул он.

— Значит, они с отцом уехали? Два года назад?

— Погрузили вещи на свой грузовик, и всё, — махнул он рукой.

Я невольно посмотрел в ту сторону, куда он махнул. Да, собственно, а куда тут ещё махать? Дорога одна. За нашей спиной она упиралась в станцию, а там, куда показал Алексей, шла вдоль всего городка, никуда не сворачивая. Только потом, обогнув пивоваренный завод и промышленную зону предприятия, производящего полимерную продукцию: одноразовую посуду, парниковые плёнки, пакеты, делилась на две.

Прошлый раз мы с Командором дошли до этой развилки. Постояли как Иван-царевич и Серый волк: направо пойдёшь — на федеральную трассу попадёшь, налево пойдёшь — в соседний городок забредёшь, да и вернулись назад. И беспечный Командор вот так же попугал кур, переполошил местных собак, поднявших лай в частных домах с другой стороны от пятиэтажек, и не подмигнул, никак не намекнул, что он когда-то здесь жил. Или... я его банально не понял. И он, постояв у дома, что когда-то считал своим, рванул за мной.