– Вовец! – позвал Лева Камелединов. – Дядя Леша в воду упал! Давай сюда!

Они выбрались из подвалов далеко от дома 12, и промокший, все еще не оправившийся от Сиреневого мира Агафонкин молча смотрел, как Володя с друзьями ловко раскладывают на неожиданно возникшем рядом с помойкой пустыре небольшой костер, чтобы он мог обсушиться. Агафонкин слышал их речь, но не понимал, о чем она, все еще пребывая там, где светили два солнца.

Обсохнув, он попрощался и ушел. И только вернувшись в 2014-й, вспомнил, что забыл отдать письмо. Потому сегодня Агафонкин нашел Путина в ноябре 65-го и назначил ему встречу в Михайловском саду после школы.

Володя появился со стороны набережной Канала Грибоедова, где Михайловский сад заканчивался Корпусом Бенуа. Он прихрамывал на левую ногу. Правый глаз затек красно-сине-лиловым отливом, словно под кожу впрыснули разноцветный раствор. Путин, однако, был весел и насвистывал что-то неясное, но равномерное, как терпеливый несильный дождь.

– Почему опаздываем? – у Агафонкина плохо получалось звучать сурово. Ему трудно было упрекать мальчика: сам всюду опаздывал.

– В кино ходили, – поделился довольный Путин. – С пацанами.

– Что смотрел?

– Акваланги на дне. – Путин сел на подложенный под себя ранец – лавочка была холодной.

– Ты же видел уже, Володя, – удивился Агафонкин. – Сам рассказывал.

– Три раза, – согласился Путин. Он поежился под легким серым пальто на жидкой вате. – Зашибись кинцо.

Агафонкин хотел сделать мальчику замечание, но передумал: ничего не поделаешь – двор.

– Понятно… – Агафонкин достал письмо из внутреннего кармана куртки, посмотрел на Путина.

– Володя Путин, – привычно сказал Володя Путин.

Он протянул руку, но Агафонкин его остановил, вспомнил, что Отправитель просил узнать на словах про инструкции из прошлого письма.

– Как секция самбо? – поинтересовался Агафонкин. – Взяли?

– Взяли. – Путин вскочил с лавочки и начал размахивать руками. – Все сделал, как было написано. Мы с Борисенко – пацан из нашего класса – поехали, значит, в общество “Труд”, а это, дядь Леш, на Декабристов, другой конец города. Приезжаем, а там набор уже закончился. Ну, Борисенко, понятно, сразу на меня: вот, без мазы через весь город тащились, теперь обратно ехать, чего ты, Вовец, меня сорвал. А я – как в письме написано – прошу пустить нас к тренеру Рахлину. Тетка, которая в секцию записывает, говорит: мальчики, я же вам ясно сказала: набор закончен. А я ей: теть, ну, пожалуйста, мы очень хотим заниматься, мы чемпионами будем. Тут Рахлин этот выходит, в зал собирается; сам маленький – Путин засмеялся. – Как он борцов только учит? Его же любой может сделать.

– Как же, любой, – улыбнулся Агафонкин. – Расскажи, как ты его уговорил.

– А как в письме было велено, – весело сообщил Путин, продолжая размахивать руками. – Анатолий Семенович, говорю, посмотрите нас, мы хотим самбо заниматься. А он: все хотят. Надо, говорит, вовремя записываться, а сейчас набор закончен. Приходите после Нового года.

– А ты? – Агафонкин спросил так, для проформы: он знал результат.

– А я – как в письме: Анатолий Семенович, мы через весь город ехали – с Баскова переулка. Тут он остановился – а то уже в зал входил: так вы, говорит, на Басковом живете? А я: на Басковом, на Басковом. А вы что, знаете наш район? Он: знаю, знаю, сам там жил. В 21-м доме. А я ему: а я – в 12-м. Значит, соседи. А соседи должны друг другу помогать. Он посмеялся: ладно, говорит, посмотрю вас… по-соседски. Если физподготовка нормальная, возьму. И взял.

Путин для чего-то подпрыгнул на месте и поинтересовался у Агафонкина:

– Дядь Леш, мы уже заднюю подножку проходили. Хотите, покажу?

Агафонкин не хотел. Он знал Рахлина: встречался с ним по просьбе Отправителя в 66-м – год спустя с нынешнего разговора в парке, когда родители запретили Володе посещать тренировки. “Нечего заниматься драками, – сказала Мария Ивановна. – Во дворе этого предостаточно среди шпаны, а ты еще ходишь куда-то этим специально заниматься. На учебу лучше б нажал”.

Владимир Спиридонович выслушал сына молча, не перебивая. Он пришел с завода и устало смотрел в мутное окно, где темнота сгущалась, постепенно съедая день. “Тебе мать что сказала, – вздохнул старший Путин, – вот будут пятерки в табеле, ходи дерись, если тебе во дворе мало костыляют”. Володя знал отца: упрашивать было бесполезно.

Он пожаловался Агафонкину. Агафонкин обещал помочь: поговорить с тренером Рахлиным.

Рахлин выслушал Агафонкина, представившегося двоюродным братом отца Путина.

– Жалко, – вздохнул Рахлин, – у него только результаты появились. Способный парень.

– Хорошо бы, Анатолий Семенович, если б вы могли к ним домой зайти, – подсказал Агафонкин, – объяснить, что это спорт, а не драка. Про перспективы рассказать.

– У меня их сорок человек в группе, – покачал головой Анатолий Семенович. – Что я, к каждому буду ездить?

Они помолчали. Агафонкин умел уговаривать людей: только этим и занимался. Искусство в том, чтобы они сами себя уговорили. Главное – задать правильный вопрос.

– А в чем его борцовские способности, Анатолий Семенович? – спросил Агафонкин. Ему это было неинтересно, но он знал, что это интересно Рахлину: вот пусть сам себе и расскажет, какой у него талантливый ученик.

– Как же? – удивился Анатолий Семенович. – У Володи, конечно, физподготовка хромает и веса не хватает, но имеется редкий талант: может производить броски в обе стороны. Такое в борьбе встречается нечасто – как умение писать правой и левой рукой. Обычно у борца есть любимая сторона, куда ему легче бросать соперника, а Володя может бросать в обе. На языке медиков это называется одинаковое развитие двух полушарий головного мозга, понимаете?

Агафонкин понимал.

– Плюс, – Рахлин увлекся и говорил с нарастающим энтузиазмом, – полное отсутствие страха: выходит на ковер с ребятами вдвое больше, вдвое тяжелее – и борется до конца. Никогда не сдает схватку. Понимаете? Ни-ког-да.

– Да, – сказал Агафонкин, – жаль будет, если Вове придется бросить спорт. Двор может затянуть.

– Жаль. – Рахлин зачесал назад упавшую на лоб челку. – Парень-то способный: даже когда проигрывает, не впадает в панику, а фокусируется на контратаке. – Он помолчал и с чувством добавил: – Интеллектуальный борец.

Агафонкин кивал, предоставляя Рахлину самого себя убедить.

– Но главное, – яркие голубые глаза Анатолия Семеновича потеплели, словно он пришел с мороза в жарко натопленную комнату, – главное, что Володя – с его способностью бросать противника в обе стороны – в борьбе непредсказуем. А это делает его опасным, а значит, и очень перспективным борцом.

Агафонкин кивнул: непредсказуем, стало быть, опасен и потому перспективен. Лучше не скажешь.