Платон взглянул на Агафонкина, проверить, видел ли тот ангела, и только сейчас понял, что Агафонкин его о чем-то спрашивает.

– Вот в чем, собственно, парадокс, – говорил Агафонкин. – Вот что я хотел бы понять, Платон Ашотович. Может ли так быть.

– Что? – рассеянно спросил Платон. – Что может быть?

Он смотрел на потолок, пытаясь найти там чудесное виде́ние. Платон чувствовал, что его жизнь теперь станет другой: в нее вошло волшебное и изменило ее навсегда. Он посмотрел на ожидающего ответа Агафонкина.

– Что может быть? – переспросил Платон. Хотя уже знал, что может быть все.

– Смотрите… – Агафонкин принялся терпеливо объяснять заново. – Я использовал Носителя из 2013-го, чтобы путешествовать вдоль ее Линии Событий в ноябрь 56-го, где я сменил ее на другого Носителя, и продолжил с ним в июль 34-го. Однако при возвращении ее не оказалось там, где ей следовало быть, и, когда я ее нашел, она вела себя, словно хорошо меня знала. Как если бы у нас были, скажем… близкие отношения.

“Ничего удивительного, – подумал Платон. – С его-то внешностью”. Ему вдруг остро захотелось женщину – сейчас, без промедления. Это желание было жарким, как капля горячего жира от снятого с огня шашлыка. И такое же вязкое.

– Когда я вернулся в 2013-й, – продолжал Агафонкин, – то нашел… – Он запнулся, не решившись рассказать Платону, как посмотрел чужой дневник. – Я обнаружил, что, по ее воспоминаниям, мы встретились в октябре 56-го на Пушкинской площади, то есть почти за месяц до встречи в ноябре. Понимаете?

– Ну и что? – Платон не понимал. – Что вас беспокоит?

– А то, – сказал Агафонкин, – что я ничего этого не помнил. И потому, что не помнил, посетил Событие Москва-Пушкинскаяплощадь-23октября1956года16:18, где действительно с ней познакомился.

Агафонкин развел руками, предоставляя Платону делать выводы. Платон сделал.

– Вы хотите сказать, что если бы не узнали в 2013-м, что встречались с вашей Носительницей в октябре 56-го, то не отправились бы туда и, стало быть, с ней не познакомились бы?

– Я не хочу этого сказать, – возразил Агафонкин. – Я хочу это спросить. Потому что если это могло случиться, то, выходит, событие в 2013-м явилось причиной события в 56-м. И тогда во времени существует причинно-следственная связь. Только не такая, как люди привыкли думать. Понимаете?

Платон посмотрел вокруг, надеясь увидеть своего ангела.

– Получается, – сказал Агафонкин, – что будущее определяет прошлое.

Когда Платон вышел из Следственного отдела КГБ СССР, вступив на тихую, пустую Энергетическую улицу, Крылов заваривал чай у себя в кабинете.

– Тебе с сахаром, Володя? – спросил он Платова. – Печенье хочешь?

– Два куска. – Платов чуть распустил узел галстука. – Печенье не нужно, а то аппетит перебью. Да и думается лучше на пустой желудок. У меня вечером занятия.

– Ну что, – Крылов сел за стол, – бросаешь нас – переходишь из “пятерки” в ПГУ? Будешь теперь во внешней разведке?

– Куда пошлют, – сказал Платов, – не знаю еще. Окончу курсы переподготовки, там видно будет.

– Да ладно тебе темнить, – засмеялся Крылов. – Мы здесь уже слышали: тебя из “пятерки” переводят в ПГУ. За тем и послали на Варсонофьевский, на переподготовку. Поздравляю, Вова: большое дело.

– Рано поздравлять, – ответил Платов. – Ничего пока не решено. Пойду куда прикажут.

Крылов понял, что нужно менять тему.

– Что про этого думаешь? – Он ткнул указательным пальцем в протокол платоновского допроса. – Почему, думаешь, решил давать показания на Лукрешина?

– Очко сыграло. – Платов глотнул горячий черный густой чай и поморщился – обжег нёбо. – Он контрик, конечно, но сильно не вовлечен: оперативка на него слабая, контактов с иностранцами не выявлено, так, трепотня одна. – Платов осторожно попробовал чай вытянутыми трубочкой бледно-розовыми губами. – Возня мышиная: литературку почитывают, на кухнях одно и то же перемалывают. Ничего особенного, Сережа. – Он посмотрел на Крылова: – Но посадить можно.

– И чего им не хватает, Володя? – расстроенно покачал головой Крылов. – Приехал хуй знает откуда, окончил МГУ, в академический институт взяли, московская прописка – чего не хватает?

– Пиздюлей не хватает, – поделился соображениями по поводу диссидентского движения Платов. – Трепаться любят, а работать не хотят. Послать бы их БАМ прокладывать, вся дурь из головы вылетела бы.

Крылов кивнул. Он тоже так думал.

Платов поставил недопитую кружку с чаем на стол и встал: пора.

– Володь, – спросил Крылов, протягивая через стол руку, – а чего ты фамилию Платов взял? В нелегалы собираешься?

– Да ладно тебе, в нелегалы, – засмеялся Путин. – Просто на курсах положено иметь псевдоним. На всякий случай.

Он пошел к двери – папка под мышкой, весь – готовая в любой момент распрямиться пружина.

Перед тем как выйти, остановился:

– Пойду куда пошлют. Где буду нужнее.

Путин вышел и аккуратно закрыл за собой светло-покрашенную дверь.

“Я не сказал ничего, чего они не знали, – пытался успокоить себя Платон, входя в станцию метро “Лермонтовская”. – Мои показания ничего не прибавляют к обвинениям против Вальки: да, присутствовал, да, слышал, да, видел литературу. Так у них уже показаний, подтверждающих это, – куча”. Ему было противно думать о себе плохо, и Платон решил думать плохо о других: “Но Замятин – какая гниль: стукач, провокатор. Сексот поганый, сука”, – пытался разжечь себя Платон. Он понимал, что сам теперь не лучше, и оправдать себя ему было так же трудно, как трудно было пройти через турникет метро, не опустив туда желтый пятак. Платон посмотрел в разрисованный советскими мастерами высокий сводчатый потолок станции – не висит ли над ним полупрозрачный улыбающийся ангел. Ангел не висел.

Платон пошарил в кармане брюк в поисках нужной монеты, и его пальцы нащупали сложенный прямоугольник бумажки. Вынул, развернул: на мятом куске красной салфетки из “Якоря” ровным круглым почерком Агафонкина был написан адрес: 3-й Неопалимовский переулок, д. 9. Квартира 67. Митек.

“А что, – подумал Платон, – может, сходить? В институт все равно поздно возвращаться. Пойду познакомлюсь”.

Он понимал, что бежит от своего стыда, и от этого пытался поверить, что познакомиться с обитателями Квартиры было сейчас важнее всего. Это, размышлял Платон, было дело космического свойства. А судьба Лукрешина – маленькое событие на мировой Линии Событий.

Им принесли счет, и Агафонкин, отклонив неискреннюю попытку Платона поучаствовать, отсчитал деньги. Затем оторвал верхний угол чистой салфетки, приложив к ней нож, чтобы вышло ровно.

– Вот, – Агафонкин написал адрес, имя и отдал Платону. – Сходите, познакомьтесь. Сами все увидите.