— Разве нет? — приподнял брови Фэб. — Кажется, ты об этом говорил вполне прямо.

— Для других. Да, для других, потому что там мы были не одни. Но сейчас… Фэб, пойми, я — действительно существо другого порядка, нежели чем вы. И они, что самое плохое, тоже были существами другого порядка. Только вот, к сожалению, они являлись деструктурирующим элементом. Который ломал систему, вносил в неё смуту. И система, заметь, не я, не кто-то конкретный, а именно система, которая по определению является гомеостатом, пыталась раз за разом восстановить равновесие. И с другими инкарнациями это работало точно так же! — Ри повысил голос. — Вспомни! Ты смотрел множество считок, и что в них было? Для них — что было? Горе, боль, ужас, и одиночество, беспросветное и безнадежное! Да, эта проекция пыталась обмануть систему, но, поверь, не избавь их от мучений я… случилось бы что-то худшее. Много худшее. И система снова пришла бы на какое-то время в равновесие.

— Вот это всё я должен передать Берте? — из голоса Фэба, казалось, исчезли вообще все эмоции. — Что ты убил её мужей, потому что они, оказывается, были несчастны и беспросветно одиноки? Или это ты мне говоришь? Вот что, Ри. Говорить я больше не хочу. И не буду.

— Тогда последнее, — голос Ри обрел твердость. — Опять же, считки. И, опять же, наши жизни. Ты не заметил, что всё, к чему бы они ни прикасались, рано или поздно рушится? Ты этого не заметил, или сейчас пытаешься обмануть себя, возражая мне про себя, что это не так? Я угадал? Точно, угадал, тут особой догадливости не надо. Конечно, ты говоришь сейчас — это не так. Но это — так. И это — опять система, которая, как я уже сказал, гомеостат, и которая пытается восстановить себя. Да, я вынужден был поступить так, как поступил. Вынужден, ты понимаешь? Не из-за плохого отношения, не из-за расы, которая, впрочем, тоже причина, а просто потому что сам факт их существования в этом моменте был бы смертельно опасен…

— Неужели для тебя? — с издевкой спросил Фэб.

— Нет. Для всей Сферы.

Такого ответа Фэб не ожидал, и даже на секунду растерялся — но сумел почти мгновенно взять себя в руки.

— Что за бред ты несешь? — спросил он. — Это какая-то чепуха. Это физически невозможно.

— Возможно, с учетом того, что существуют факторы, о которых знаю я, а ты — понятия не имеешь, — Ри поморщился. — Да, возможно. Потому что в этом воплощении мы подобрались к тому, что было нам недоступно раньше. А именно — появились явные признаки сходимости. Боюсь только, что мои объяснения будут для тебя пустым звуком.

— Какой сходимости? — нахмурился Фэб. Он старательно сейчас изображал непонимание, но в голове застучали молоточки — так-так-так, ну-ка, что ты сейчас скажешь?

— Достаточно простое счисление. Помнишь интегральный признак Коши — Маклорена? — Ри с горечью посмотрел на Фэба. — Мир, он гораздо проще порой, чем может показаться — если знать, на что смотреть, и как смотреть. Вот это всё и передай Берте. А теперь покажи эту часовню, и я вас покину, пожалуй.

— То есть ты сегодня добрый тюремщик, — констатировал Фэб. — Наверное, я должен радоваться.

— Не надо вот этого всего, — попросил Ри. Именно попросил — Фэб снова удивился. Но…

— Ты был маленькой дрянью, мальчик, а превратился в большую дрянь, — с горечью произнес Фэб. — Постепенно, не сразу. Но я помню маленькую дрянь на секторальной станции. И обвинения этой маленькой дряни я тоже помню. Сейчас ты, конечно, хорошо научился прикидываться, и сыплешь терминами тут и там, но это, мальчик, не отменяет того факта, что ты — дрянь, запомни. Да еще ко всему и безумная, как мне кажется. Впрочем, тут я не при делах. Ну, давай, полетели к часовне. Полюбуешься на дело рук своих.

— Ты ничего не понял, — безнадежно покачал головой Ри. — Ничего… впрочем, это, к сожалению, закономерно. Горе затмило твой разум, да еще и законы физиологии, по которым живет ваша раса…

— Хватит, — Фэб поморщился, как от кислого. — По законам физиологии живет ваша раса, а не наша. Встречаются, конечно, редкие исключения, типа той же Берты, но в общем и целом… И, да, убийство по интегральному признаку Коши — Маклорена — про такое, наверное, нигде в обитаемой вселенной никто не слышал.

* * *

Подле часовни, возвышающейся на краю обрыва, стояли на стоянке лишь два катера, на третьем прилетели Ри и Фэб. Хорошо — видимо, отец Анатолий успел разогнать большую часть паломников… а чьи катера, кстати? Ага. Один отца Анатолия и есть. Второй — незнакомый. Будем надеяться, что эти люди улетят побыстрее. Красивый катер, кстати. Новенький совсем, модель дорогая, не каждый может себе такую позволить.

— Вот, пожалуйста, — они вышли из машины, и Фэб указал на часовню. Небольшая пирамидка, чуть больше двух метров в высоту, сложенная из светлого необработанного камня, с золотистым крестом на навершье, стоящая на краю обрыва. Внизу — великолепный вид. Предгорье, скалы, лес, дальше — море.

— Красиво, — вздохнул Ри. — Действительно, красиво.

Он подошел к пирамидке, постоял рядом, разглядывая её. Дотронулся рукой до медной таблички с именами, потом перевел взгляд направо.

— «Часовня Святости всеобъемлющей, дарованная в утешение и обретение надежды», — прочел он. — А это что такое? — Ри указал на ряд маленьких табличек с названиями справа.

— Частицы святой земли из других приходов, — пояснил Фэб. — Сейчас отец Анатолий подойдет, и объяснит, для чего это.

Отца Анатолия, разумеется, успели предупредить о высоком визите, поэтому к часовне он прибыл загодя, и оделся соответствующе. Буквально через несколько минут он появился из-за камней в сопровождении парочки молодых людей, которые с виноватым видом шли за ним.

— Поймите, не надо вешать эти ленточки и тряпочки. Пожалейте деревья. Это не христианский символ, это ложный обряд, который придумали недалекие люди. Ваша любовь и ваша вера — в ваших сердцах, это не тряпочка на ветке, это дар Божий, — увещевал отец Анатолий. — То, что вы прилетели — очень хорошо. Постойте, прочтите молитву, полюбуйтесь Божьим миром, ощутите его красоту и величие. А вот тряпки на деревья вешать не надо!.. О, Фэб,